– Вот! Ты уж меня извини, Толик, подлеца! Через столько лет встретились, и то по делам. Стареем, видно, – пробормотал я с виноватым видом, чувствуя себя чуть ли не под следствием.
Я положил перед ним телефон и открыл фотки с моим покойником. Пинкертон наклонился. Подолгу рассматривал каждую фотографию с разных ракурсов, меняя масштаб.
– У! наколочки-то явно уголовные,– буркнул он. – Чел с богатым прошлым. Три судимости.
– А можно выяснить, что это за тип? По вашим базам? Кстати, могу передать и отпечаточки.
Он кивнул. Засунул между зубов зубочистку. И стал ей яростно шерудить между зубами.
– Это к тебе имеет какое-то отношение? – спросил он. И строго взглянул на меня как на нашкодившего ученичка.
– Скажем так: это касается очень хорошего человека. Близкого мне. Очень близкого.
– Ага! – кивнул он. – За близких людей надо радеть. Если не мы, то кто? Ванька Ветров?
Пинкертон вытер салфеткой толстые масляные губы. Салфетку бросил в пустую тарелку. Потом взял другую салфетку и стал вытирать ею руку, каждый палец, каждый ноготь.
– Мне это до фонаря. Лишней головной боли мне не надо. Своей хватает. Этой информации мне достаточно.
Он перекинул фотографии на свой мобильник. Просмотрел еще раз. Забрал бокал в целлофановом пакете.
– Я уже второй год начальствую отделом. Конечно, почет, карьера, то сё. Но если бы знал, что это такое, вряд ли согласился. Но я отступать не привык. И никогда не был слабаком, которого пугают трудности. Это, Рома, не похвальба. Я тебе историй могу тысячу рассказать. Запаришься слушать! И на фиг мне нужен твой трупак? Еще один нераскрытый висяк на шею? Оченно даже смешно! Я всё узнаю. Мы же друзья! Но пойми! Я уже не Пинкертон. Я крыса канцелярская. Отчеты, отчеты и отчеты! И чем ты лучше умеешь делать писанину, тем ты лучший работник. Вот тебе и Шерлок Холмс! Вот так мы боремся с бандитами! Они убивают и грабят, а мы их бумажками! А мы их бумажками! А у них, между прочим, и пули имеются. По количеству блюстителей закона на тысячу душ мы занимаем первое место в мире.
Пинкертон погрозил кулаком. И выругался. Интересно, к кому были обращены его проклятия?
– Но ты не думай, что всё так плохо. Иногда я отыгрываюсь! Ох, как я отыгрываясь! Отвожу душеньку! Даже сам себе становлюсь страшен. А потом успокаиваюсь и говорю себе: «Толик! Так нельзя! Ты же зверь, а не человек! Конечно, он бандюган! Но ты же должен быть человеком!» Понимаешь, Рома! Я себя чувствую зверем, я теряю человеческий облик! Конечно, я спасаю человеческие жизни. Но, кажется, и себя теряю.
Он задвигал желваками, что означало сильное волнение. В такие моменты Пинкертон становился опасен.
– И много спас? Я имею в виду… Хотя это так. Это же твоя работа, Толик. И я знаю, что ты умеешь ее делать.
Я допил свою воду и отодвинул бокал. Посмотрел за окно. Ближе всего стоял черный джип.
– Не понял?