Марэ промолчал, так как наблюдал, как от строя кавалеристов отделился всадник и неспешно поехал к воротам школы. Потому Дэреку ответил Мáсим:
– И долго бы мы там прожили? Тысяча воспитанников, два десятка учителей и полсотни наставников? Во-первых, быстро бы нашли. Во-вторых, с голоду бы ноги протянули!
Учитель эстетики гур Тэс даже здесь умудрился остаться безмятежным и чопорным. Поджал губы и сказал, как всегда, сухо:
– Подождите причитать. Может, не так всё плохо! Ну, разгонят школу – найдём чем заняться. По крайней мере, я сирот не брошу, и, думаю, вы детей тоже не оставите!
Гур Марэ, пожилой уже, но всё ещё подтянутый, статный, окинул взглядом коллег и проговорил тихо, но веско, будто роняя тяжёлые слова на весеннюю землю:
– Вы думаете, они прислали целый легион для того, чтобы разогнать тысячу детей?
Преподаватели замолчали разом, вперили взгляды в своего начальника, а тот принялся отдавать приказы:
– Гур Дэрек, прикажи детям вооружиться! Разбейте всех на отряды и готовьтесь защищать стены! Командиры учебных отрядов становятся командирами боевых!
– Неужели вы думаете?.. – ахнул гур Тэс, но директор школы так глянул на учителя, что тот запнулся, задышал глубоко и принялся негнущимися пальцами расстёгивать верхние пуговицы сюртука.
– У нас двести шестилетних детей, гур Марэ, – глухо сказал Дави – мощный, заросший до самых глаз чёрной бородой преподаватель по рукопашному бою.
– Они уже умеют держать оружие, Дави, – старик положил руку на плечо коллеги, – А мы не позволим резать детей, как баранов.
– Мир сошёл с ума, Господи, – прошептал гур Тэс, и подкатил глаза, – Вразуми неразумных чад своих, ибо не ведают, что творят!
– Вы скоро сможете напрямую обратиться к Господу, гур! – Марэ никогда не стеснялся в выражениях. За это его не любили в высшем свете, зато безумно уважали в обществе. Слова директора школы будто встряхнули учителя эстетики. Он твёрдо глянул на директора и заявил, чеканя слова:
– Я найду, что ему сказать, директор! Я произнесу речь, которой позавидуют самые знаменитые ораторы!
И никто из учителей не засомневался в словах Тэса. Все знали, что за изящными манерами и безупречным внешним видом гура скрываются железные воля и характер, безумная храбрость и бесстрашие, а также невероятное умение владеть любыми видами холодного оружия, что делало утончённого преподавателя страшным бойцом.
– Тогда готовьте речь, гур Тэс, а мы с Лайоном выслушаем посланника!
Марэ размашисто зашагал к калитке, и следом за ним засеменил сухонький, тщедушный учитель словесности и иностранных языков. Когда они вышли из калитки, всадник уже подскакал к воротам и удерживал разгорячённого коня. Марэ приподнял бровь, разглядев всадника, и проговорил:
– Легат Шорц… И почему я не удивлён?
– Гур Марэ-э-э, – нарочито развязно, с усмешкой ответил легат, и даже не соизволил слезть с коня перед пешими, что считалось грубейшим нарушением этикета и выражением крайнего презрения.
Впрочем, директора школы это, казалось, трогало мало. Он скрестил на груди руки и спокойно смотрел на кривляющегося легата. А тот гарцевал на коне и выкрикивал сверху вниз:
– Гур, указом всемилостивейшего монарха Михо Первого ваша школа закрывается, как рассадник вредных идей и крамолы! Вы обязаны передать оружие, инвентарь и здания школы, а также вывести всех учеников и учителей для дальнейшего перемещения…
– Перемещения куда, легат? – Марэ говорил абсолютно спокойно, и только гур Лайон, много десятилетий знающий своего начальника, угадал в сухом тоне глухую, клокочущую ярость директора.
– Не твоё собачье дело, старик, – будто выплюнул легат, и ощерился, искривив безобразно лицо: – Голова твоего покровителя давно торчит на шесте, а рядом стоит ещё не один такой шест! Потому, если не хочешь, чтобы твоя голова оказалась рядом с головой бывшего графа – быстро выводи детей в поле! И тогда обещаю, что учителя будут живыми, как минимум, до прибытия в столицу!
– А дети? – спросил директор, и даже легат услышал, как у Марэ заклокотал голос. Но ошибочно принял ярость за страх и усмехнулся пренебрежительно:
– Что за глупые вопросы, старик? Эти дети изначально были признаны негожими. А тебя должна заботить своя судьба, а не их.
– И у вас поднимется рука на детей? – тихо спросил тщедушный учитель словесности.
Легат прищурился, повернувшись к Лайону и проговорил почти примиряюще:
– Гур Лайон, вас я помню и чту, вы учили меня в детстве! Вы – отличный учитель, и я обещаю, что за вас лично замолвлю словечко перед его величеством!
– Я отвратительный учитель, если воспитал такое чудовище, – проговорил гур, рассматривая легата с таким омерзением, будто перед ним было мерзкое насекомое. И Шорц почувствовал презрение, и ноздри его раздулись