Питавшие город подземные источники переполнились морской солью, и она вышла на поверхность, отравив колодцы и городские колонки. В город пришла жажда.
Сначала ученые из Академии общих наук говорили, что это кратковременное явление, вызванное нестабильной погодой и тем жутким событием, случившимся после Осеннего равноденствия. Гигантская волна вызвала дисбаланс солей в море, а последовавшие штормы изменили состав почвы, смешав соль и песок, легко добравшись до подземных вод.
«Это пройдет», – говорили они.
Служащие Клэрии и ушлые торговцы наладили поставки пресной воды из отдаленных от берегов маленьких городов и деревень. Воду стали раздавать на центральных площадях столицы – по четыре литра на человека в день. А продавцы в переулках и крытых рынках выставляли ее за серебро. Через неделю – уже за золото.
Жара тем временем усиливалась. А вместе с ней – и жажда. Сам воздух менялся, превращаясь в густое марево, от которого жителей рвало и клонило в сон. Оно вызывало спутанность сознания, вспышки гнева и бреда, видения грязную пену на губах. Соль добралась даже до дворца, и прислуге пришлось вывешивать на окна и двери марлевые полотнища, чтобы задержать заразу.
Следующим ударом по стройной теории стало стремительное распространение соли вглубь континента. Все дальше и дальше приходилось забираться возничим за свежей водой, все больше бочек отправляли, не хватало суток, чтобы доставить ежедневную партию.
Становилось ясно, что это не временное явление. Нет, нет и нет. Если не работают магические опреснители, если нельзя заболевших исцелить магией, а воздух – очистить от соли, значит, дело не в нарушении природного баланса. Дело в них. В русалках.
И на передовую вышла я.
От холодного ветра краснеют глаза, сохнут губы. И это несмотря на защиту ариуса, что как цепной пес стоит на страже моего здоровья. Но ветер куда цепче. Словно тысячи маленьких мошек, он безжалостно вгрызается в кожу, забираясь под одежку, чтобы полакомиться чистой плотью. Я стараюсь хотя бы раз в несколько дней летать вглубь королевства, чтобы окунуться в хрустальные и прозрачные озера, смывая очередную порцию соли. Даже шкуру не меняю, в обратном полете чувствуя, как падают капли воды с очищенной чешуи.
Людям и иным созданиям такая роскошь недоступна. Разве только богачам, которые через порталы ушли в даласские санатории, что на другом конце континента. Там вода нетронута. Русалок хватило только на клэрийское побережье. Нам от этого не легче.
В предрассветных сумерках теряется молоко прибрежной линии. Нам видны только слабые волны, набегающие на мокрую гальку. Здесь тихо. Ветер вновь взметнул собранную в пучок прическу, опять наполнив рот соленой слюной.
Я сплюнула на камни вязкую гадость, и тотчас услужливая рука подставила бутылку с питьевой водой. Состояние, когда от влажности сыреет одежда, а от соли становится дубовым даже шелк, я называю мокрой сухостью. Оксюморон, но как иначе обозвать бесконечную жажду среди воды?
Мы дошли до того самого места, с которого все началось. Здесь подводный король увидел голову дочери. Здесь началась война. И здесь самая высокая концентрация отравы. Словно из океана проложили трубы с солью, чтобы дрянь точно прошла по всему берегу и поднялась выше, до дворца, что, как громадная каменная глыба, черная на сером фоне, нависает над прибрежными скалами.
Остановившись, я запрятала огрубевшие руки под мышки и недовольно поджала губы, наблюдая, как сгущаются на стремительно сереющем небе тучи. Погода портится. Она ярится, словно хищная птица, что клекочет по вечерам в королевском парке, нагоняя тоску. Уже начались приготовления к долгожданному буремесяцу. Он в этом году запаздывает, но каждый день мы спускаемся на этот берег ради него. И будем приходить, пока не случится первый настоящий шторм.
Постучав маленьким каблучком сапога по гальке, сбивая камешек, приставший к набойке, я вытянула руки, стягивая тонкие грубые перчатки с пальцев и отдавая стоящему рядом Никлосу. Мы молчим. В эти минуты на этом месте ни слова не срывается с наших уст. Это и не нужно. Ритуал, возникший всего пару недель назад, устоялся до последней запятой, становясь тупой рутиной.
Сначала я. Потом он.
Выйдя вперед, разминая затекшую шею, потираю вмиг онемевшие пальцы. Судорога придет позже. Пока только маленькие колючки шастают по холодным венам, но огонь вызывать нельзя. Он мешает. Он дарит покой, а в этом деле нужны расшатанные нервы. Я должна взбеситься или испугаться, дойти до точки, и все это – без единого проблеска эмоции. Все внутри.
Зажмуриваюсь