к кормушке как всегда пришли лоси, принялись угощаться сеном, и к ним подошёл лысый старикашка. Он гладил и чесал их всех, они отвечали ему кивками и каким-то благодарным фырканьем. Видно было что между человеком и животными была связь. Старик снял свою извечную фуражку, намазал лысину каким-то составом – то-ли жиром, то-ли чем-то на молочной основе и поднес голову к одной из самок. Лосиха принялась облизывать человеческую лысину, у наблюдавшегося эту картину Дежнева невольно приподнялась черная бровь. Старик страдальчески прикрывал глаза, полностью проникаясь облизыванием, его сухие губы что-то неслышно бормотали, а лосиха лизала и лизала его голову как собственного новорожденного лосенка. Человек чесал её за ушами, массировал длинную шею и это явление казалось Михаилу Николаевичу неким фигуральным актом любви. После этого последовало ещё более шокирующее действо – старик с раскрасневшейся лысиной подошел с жующему сено самому крупному лосю, присел у его задних ног и принялся мастурбировать у лесного животного. Дежнев не верил глазам своим. Лосю, как будто было безразлично, он только оторвался от приёма пищи и тупорыло уставился перед собой лишь иногда дергая ушами. Старикан же наяривал у лося как у себя и в самый ответственный момент поднес свой клетчатый платок и окропил его густым семенем. Михаил Николаевич наблюдал как старый хрыч пропитал платок, убрал лишнее и возложил его себе на лысину, в свою же фуражку он вложил полиэтиленовый пакетик для того чтобы пропитанный платок не контактировал с тканью фуражки. Головной убор он одел на платок на лысине и благодарно почесав на прощанье лосей, удалился.
Михаил Николаевич откинулся на сено и помотал головой.
Шли седьмые сутки.
В ночь на девятые сутки Михаил Николаевич Дежнев проснулся от какого-то отдаленного грохота, напоминающие раскаты грома, но направившие его воспоминания в страну Афганистан, где он воевал. Издав протяжный стон и придерживая непересыхающую от постоянно сочившейся крови повязку на боку, он переменил положение тела и одним глазком взглянул в оконце. Гроза, что-ли, собирается? Дождь – это хорошо, он бы сейчас не отказался выйти под хороший прохладный ливень и смыть с себя липкие вонючие корки. Собрать и вышвырнуть подальше грязное рванье, неделю назад бывшее его приличным рабочим костюмом, встать прямо голышом под струи дождя и смотреть как вода смывает с него всю грязь, боль и слабость, как все это дерьмо стекает по ногам в землю…
Створка ворот отворилась и в проеме показался старик в фуражке. Михаил Николаевич не удостоил его даже поворотом головы, лишь едва приоткрыл глаза, хотя на этот раз осточертевший человек появился в неурочное время. Следователь давно понял, что старик живет где-то неподалеку и если Михаил Николаевич не шумел и не гремел цепями, он не часто появляется в сарае в позднее время суток. А сейчас же старик вошёл к заключенному будто намеревался сделать какой-то гадкий сюрприз – это было заметно по его положению спины, головы,
