Девушка зябко передернула плечами.
– Вот и наступила холодная зима… – тихо прошептала она, быстрым шагом отмеряя пространство в одном лишь ей известном направлении.
Хотя, судя по ее усталому выражению лица и расслабленности тела, можно было с уверенностью сказать, что широкий спектр дел на день ею уже исполнен. И единственное желание девушки в данный момент – добраться до такого незатейливого предмета домашнего интерьера, как мягкая кровать в квартирке-студии.
– Куда идем мы с пятачком большой-большой секрет, – зевая, пробубнила себе под нос девушка, – И не расскажем мы о нем, о нет, и нет, и нет…
Она поглубже засунула узкие ладони в карманы серого пальто. Большие светло-зеленые глаза, казалось, оледенели от пронизывающего ветра, и не хотели оттаивать. Густые темные волосы чуть ниже плеч будто примерзли к воротнику пальто.
– Привет получасовой укладке, – пробурчала девушка.
Она вытащила из кармана левую руку, правой придерживая на плече лаковую сумку, и натянула пушистый шарф почти до носа так, что не стало видно половины бледного лица. Каблучки звонко отбили такт, когда она быстро перешла через замерзающую речку. Старый ржавеющий мостик недовольно проскрипел под ногами.
– Да, тяжелый был денек… – прикрыв на секунду глаза, прошептала девушка.
Сгущались сумерки. В голове всплыли воспоминания сегодняшнего сеанса.
– Она так любила эту жизнь, – отстраненно произнес молодой привлекательный мужчина двадцати пяти лет. – По-моему, она была единственным человеком в этом пустом сером мире, который в каждой секунде существования видел особый смысл. Понятный лишь единицам, – на его высоком лбу прорезались морщинки, мужчина хмурился.
Терапевт не мешала ему собраться с мыслями, лишь только смотрела, будто подбадривая взглядом.
– Она была очень умной. И просто до неприличия красивой. Даже сейчас перед глазами ее широкая улыбка. Даже теперь я чувствую тепло ее темно-синих глаз… – продолжил мужчина, медленно проговаривая каждую фразу красивыми, чуть пухлыми губами. – Знаете, какой талантливой она была? Да ее любимый Марк Твен засунул бы на самую дальнюю полку антресолей своего «Таинственного Незнакомца»! – мужчина как-то упрямо встряхнул головой, отчего темные, почти черные волосы слегка растрепались.
Терапевт продолжала молчать.
– Она писала чудесные стихи. Если бы вы прочитали их, сразу бы поняли, о чем я говорю – там каждая строчка пропитана чувствами, – мужчина повернул голову в сторону, смотря в окно. – Почему-то она не любила писать днем. Чаще всего, она делала это темными вечерами. Закутывалась в плед, садилась в кресло-качалку, и включала ночник.
Мужчина резко повернулся и с вызовом посмотрел на терапевта.
– Да, она была закоренелым романтиком, – сказал он, – Даже ванну при свечах принимала. Я сам набирал ей воду, наливал в нее масло…
Мужчина вновь посмотрел в окно.
– Еще, у нее была забавная привычка. Задумавшись, она начинала покусывать ноготь на большом пальце левой руки, – он провел рукой по заостренному подбородку, – А еще… еще, она шикарно готовила. Впрочем, я не так часто давал ей такую возможность.
Мужчина усмехнулся.
– Практически каждый вечер таскал ее по ресторанам. Или готовил сам, я в этом неплох, – мужчина смахнул с плеча невидимую пылинку, – Еще… она обожала закаты. Порой, мы открывали нараспашку окна на балконе, садились на пол, открывали бутылку белого вина. Смотрели на закат, а потом… я долго ее целовал и всегда опрокидывал бутылку. Где бы та не стояла…
Мужчина на секунду задумался.
– Ее запах… – произнес он и втянул носом воздух, – Она любила свежие ароматы зеленого чая. А сама она пахла, вы не поверите, она пахла грецкими орехами! Такой терпкий, чуть сладкий запах, когда только разламываешь твердую скорлупу и подносишь орешек к лицу, пытаясь разглядеть, что у него внутри. А ее волосы… каштановые и волнистые, они пахли медом и немного молоком – запах ее любимого шампуня. Ее руки… такие длинные, ухоженные пальцы. Знаете, я думаю, именно такие пальцы должны быть у писательниц. От ее ладоней пахло апельсинами. Она могла есть их вечно. Каждая ее черта, каждая линия тела были совершенны. Она была совершенна…
Мужчина замолчал, поднимая на терапевта измученный взгляд. Нельзя было сразу сказать, какого оттенка были его глаза. В кабинете горел приглушенный свет, да и мужчина сейчас сидел с опущенной головой, глядя исподлобья. Одно было ясно точно – клиент давно не спал. Под глазами непонятного цвета залегли глубокие темно-фиолетовые тени.
Его взгляд был затуманен, а на лице застыла улыбка человека, замученного жизнью. Казалось, он смотрел куда-то мимо терапевта. Улыбка вдруг изменилась, став больше нежной, чем вымученной. Глаза еще больше заволокла таинственная дымка, от чего они приобрели серо-голубой оттенок.
«Завораживает не хуже трюков Коперфильда…»
Однако,