Он творил их по образу и подобию своему чтобы они не перебили друг друга сразу же, как только окажутся на Земле, своего рода эксперимент. Но что-то пошло не так. То ли Ева соблазнилась вкусным яблоком, то ли ещё какие, скрытые от нас события, перевернули рай на планете вверх дном, вытащив на поверхность исподнее, грязное и агрессивное.
Люди обозлились. Стало вдруг стыдно ходить нагишом, но не зазорно убивать соседа своего ради сиюминутной выгоды, ради удовольствия, ради ресурсов. И ведь во всех этих случаях можно было договориться, но пороки, дремавшие до этого в глубоко запрятанных пещерах душ человеческих, вырвались и сами начали творить на Земле свой порядок и свой закон.
Прогресс… Как много в этом слове! Да, прогресс безусловно повлиял на нашу жизнь, облегчил её, наполнил удобствами и сытой жизнью. Но есть и оборотная сторона. Люди пошли против природы, они уничтожают коренных жителей планеты, то есть животных, радостно демонстрируя трофеи в виде шкур с вымученным предсмертным оскалом зверей, клонируют мышек от двух самцов. А ещё они запретили людям думать и чувствовать любые эмоции, кроме непонятного счастья. Непонятного потому, что сам человек так и не разгадал формулы единого коллективного счастья и хотел бы чувствовать его по-своему. Вот ходит человек по улице такого города и улыбается, но попробуй спросить почему он такой радостный и бодрый – ответ будет один: «Так положено».
Упакованный в бетон, асфальт и стекло с пластиком город, за которыми не видно настоящую землю. Эстакады и шоссе создают непрерываемый круглосуточный трафик, все куда-то едут, спешат в своём странном счастье, от которого людям ни тепло, ни холодно. Немногие деревья, которые ещё сохранились в городе и якобы охраняются, как лёгкие планеты, скорее служат декорациями к этому безумному миру вечного инертного движения, шума и отсутствия времени на размышления.
А управляют страной люди, которые почему-то решили, что эта земля принадлежит им, они готовы воевать, убивать, только бы никто не смог усомниться в их величии и мощи, отобрать клочок земли с её ресурсами. Да, война…
В жажде могущества и неуёмного аппетита государство и партия готовы посылать на бойню всех пацанов, кто уже в состоянии держать в руках автомат. Но такими темпами «пушечного мяса» стало не хватать. И тогда безумие власти, разумеется ради мира и сытой жизни, счастливого идиотизма граждан, перешло на новый уровень.
В покорённые районы бросились бойцы. Но это были непростые солдаты, а так называемый отряд «ОБР». В их работу входило отслеживание молодых женщин, девушек детородного возраста, причём их совершенно не беспокоило, если у женщины были муж и дети. Всех их насильно увозили в охраняемых автобусах туда, откуда многие уже не возвращались. Если их дети не имели дефектов в развитии, то их забирали в особые дома, где им внушали, как нужно правильно любить партию и истинную Родину. А потом подросшие мальчишки шли на войну, встречая там либо смерть, либо становясь подобием тех, кто отняли у них мать и отца. Участь девочек же была незавидной, они присоединялись к тем несчастным, которых увозили страшные отряды «ОБР».
В переполненном автобусе, оцепенев от ужаса ехали навстречу своей страшной судьбе с десяток новых женщин. Им завязали глаза, периодически отпускали в их адрес сальные шуточки, один, особо рьяный вояка выволок в проход одну из пленниц и остальные могли только слышать, что с ней учинили конвоиры. Нет, они не боялись наказания. Руководство очень лояльно относилось к таким небольшим слабостям сотрудников «ОБР» и только криво ухмылялись, выслушивая рассказы изнасилованных в дороге женщин. Уж руководство знало, что игры солдат – сущий пустяк, по сравнению с тем, что ожидает несчастных.
Ирен очнулась в тёмной комнате с кляпом во рту и со связанными руками и ногами. Она только помнила, как ехала в страшном автобусе, полном мата и криков мужчин, стонов и мольбы таких же, как и она, пленниц. С ужасом поняла, что вместе с одеждой вояки «ОБР» лишили её остатков достоинства и теперь приходилось разве что тешить себя призрачными надеждами.
Ирен не могла разобрать где находится, но под собой явно чувствовала неудобный жёсткий матрас, который до этого момента явно не страдал от отсутствия необходимости. Окна в этом помещении, видимо, даже не планировались.
В таком беспомощном состоянии ей предстояло провести ещё много долгих и изводящих своей неопределённостью часов. Это сводило с ума. Ни звука, ни шороха, только гнетущая тишина со всех сторон, полная зловещих тайн. А потом навалилась духота, усугубляемая кляпом. Возле головы Ирен образовалась лужа из слюны, которую ей никак не удавалось глотать, а кляп всё назойливее начинал напоминать, что он запросто может убить пленницу.
«Давай же», – мысленно умоляла девушка, – «Лучше умереть сейчас, только бы не узнать свою участь».
Она упала лицом на старый матрас и непроизвольно загнала кляп глубже. На мгновение её охватил ужас, когда кусок пластика вошёл гораздо дальше, чем ему полагалось и частично перекрыл возможность дышать. Её стошнило прямо под себя, а потом ещё раз от осознания, что лежит лицом