Предисловие
Сборник статей немецких мыслителей объединен тематическим принципом: в совокупности дают представление о разнообразии идей, тем и методов философского поиска начиная со второй полвины XVIII до начала XX вв. возникших под влиянием учения и идей И. Канта. В этом сборнике впервые переведены на русский язык тексты, опубликованные в немецких журналах и отдельными книгами.
В настоящем 11 томе представлены работы: Адама Вейшаупта, Отто Циглера, Готтлоба Бенджамина Яше, Фридриха Хармса, Эрнста Маркуса, Юлиус Гуттманна.
Используются следующие сокращения из сочинений Канта:
«Критика чистого разума» (сокращенно: Кр. д. р. В.), «Критика практического разума» (сокращенно: Кр. д. пр. В.) и «Религия в пределах чистого разума» (сокращенно: Рел.) по изданиям Кехрбаха, «Основоположение к метафизике чувств» (сокращенно: Грундл.) и «Пролегомены к одной из двух основных метафизик и т. д.» (сокращенно: Пролег.) по изданиям фон Кирхмана. (сокращенно: Proleg.) по изданиям фон Кирхмана, остальные сочинения – по «Кантаусгабе» Розенкранца (сокращенно: R.).
«В прежние времена диалектику изучали с большим усердием. Это искусство выдвигало ложные принципы под видом истины и стремилось утверждать вещи по видимости. Среди греков диалектики были администраторами и ораторами, которые могли вести народ туда, куда хотели, потому что народ можно было обмануть с помощью очевидности. Таким образом, диалектика была искусством создавать впечатления. В логике она также некоторое время фигурировала под названием искусства диспута, и так долго вся логика и философия были культурой некоторых пылких умов, чтобы искусственно создавать все кажущиеся явления. Но ничто не может быть более недостойным философа, чем культура такого искусства. Поэтому от него следует полностью отказаться в этом смысле, а вместо него ввести в логику критику этой кажимости». (Готтлоб Бенджамин Яше)
«Кант воздерживается от гипотез о неясном, как это делает эмпирическая психология, стремясь описать рост факта человеческого познания от первого временного начала, которое никому не известно, ни в душе детей, ни в животных, ни в так называемом первобытном человеке, который является лишь плодом воображения. Более того, описать рост этих фактов от минимального их начала вообще невозможно, если этот факт не был замечен заранее, как он дан». (Фридрих Хармс).
«Проблема, которую Кант поставил перед философией в связи с возможностью синтетических суждений, – это вопрос о том, как возможно расширение и увеличение нашего знания, как возможен прогресс в познании. Это не может произойти через применение формальной логики, поскольку из нее вытекают только аналитические суждения. Поэтому Кант, как и вся современная философия, отвергает формальную логику как органон или методологическую теорию наук. Из ее применения не следует никакого прогресса наук, а только их стагнация». (Фридрих Хармс).
«С одной стороны – старик Кант в полном одиночестве, с другой – несколько тысяч хранителей и блюстителей науки, живых и мертвых, – кому верить, одному Канту или нескольким тысячам хранителей и блюстителей?» (Эрнста Маркус)
«Я полностью согласен с читателем в его сомнениях, более того, я понимаю его, когда он отшатывается в благоговейном трепете перед могущественной армией хранителей и блюстителей. Их голоса – когда они звучат вместе – производят невероятный шум. Но – здесь, в отличие от парламентов и общих собраний пайщиков, решение принимает не большинство». (Эрнста Маркус)
«Кант допускает, что явления находятся вне нас, что они оказывают на нас влияние: но на этом дело отнюдь не заканчивается. Вопрос не просто в том, находится ли что-то вне нас, а в том, в какой степени то, что кажется вне нас, обладает собственной действительностью. Важно точно знать, насколько реальны те или иные явления. Ведь если они сами по себе не имеют объективно достоверного основания, это то же самое, как если бы все наше познание не имело основания». (Адам Вейшаупт).
«Согласно кантовской системе, мы ищем во всех явлениях то, что не является явлением, мы действительно признаем бытие таких вещей: но мы делаем все это лишь в силу совершенно субъективного правила нашего рассудка, чтобы внести единство и связность в многообразные явления: но в силу этого правила у нас нет никакой объективной уверенности в действительном бытии этих вещей. Их бытие также является лишь идеальным бытием. Мы лишь знаем, что должны предполагать его. Мы представляем себе, что под оболочкой явлений существуют такие неведомые силы, но это не делает их действительными. По крайней мере, мы никак не можем доказать их бытие: для нас они существуют так же, как если бы их не было вовсе, потому что они не проявляются во времени и пространстве, потому что, следовательно, к ним нельзя применить ни одной категории или понятия. Таким образом, то, что мы должны предполагать наличие этих нечувственных причин явлений в силу данного нам субъективного правила разума, ни в коей мере не доказывает их действительного бытия».
(Адам Вейшаупт).
«Метафизическая версия проблемы познания, если она направляет на нее свой актуальный вопрос, исходит из вопроса о том,