Во дворце Сотни цветов двадцать четыре цветочные владычицы, затаив дыхание и склонив головы, одна за другой опустились на колени перед входом в Главный зал, выполненный из сверкающего прозрачного стекла. Порывы ночного ветра колыхали тени деревьев, из-за чего проникающий внутрь лунный свет был похож на нефрит, покрытый трещинами. В центре зала тихонько, словно в такт дыханию женщины, покачивалась тюлевая занавеска цвета водной глади.
Женщина лежала на постели, заправленной легким парчовым покрывалом. Она была невероятно красива, волосы украшены черной шпилькой с цветами сливы. Женщина то открывала, то закрывала глаза и выглядела очень бледной и истощенной. Но по ее внешнему виду сразу было понятно, что она благородного происхождения. Лунный свет, будто белый туман, струился по ее слегка нахмуренным бровям.
Внезапно ее дыхание участилось. Прежде слабое благоухание становилось насыщеннее, напоминая аромат тысячи цветов. Усиливающийся запах заставил всех владычиц, вопреки этикету, поднять головы: они с трудом пытались скрыть беспокойство, но не осмеливались издать ни звука.
Магнолия, цветки абрикоса, жасмин, османтус, гибискус, камелия, лотос, роза – множество цветов витало в воздухе за занавеской, распускаясь и тут же увядая. Лепестки кружились и медленно опадали на пол, заполняя стеклянный зал и превращая его в прекрасное бескрайнее море цветов, от которого, однако, веяло отчаянием и покинутостью.
Как только опали лепестки нарцисса, величественно расцвел химонант[4]– вестник зимы, после чего в одно мгновение осыпался и он. Когда последний лепесток красной сливы опустился в море цветов на полу, женщина за занавеской неистово затряслась и закашляла кровью, перед ее лицом вращался цветок, созданный из инея. Он начал сжиматься, образуя красно-фиолетовую сверкающую каплю. Женщина поймала капельку, которая вот-вот должна была упасть. Она коснулась ее кончиками блестящих пальцев и заключила в свои объятия, отчего капелька тут же превратилась в румяного младенца.
– Ваше величество! – Му Дань[5], одна из двадцати четырех цветочных владычиц, отодвинула занавеску и встала на колени перед постелью. Она протянула руки, чтобы забрать крепко спящую новорожденную девочку, но, увидев обескровленное лицо женщины, не смогла сдержаться, и слеза скатилась по ее щеке.
– Слушайте приказ: отныне правда о происхождении этого ребенка должна храниться в тайне, и если кто-то раскроет этот секрет, то его духовная сущность будет уничтожена. – Дыхание женщины было слабым, а голос – тихим. Но все равно чувствовались величие и строгость.
– Повинуемся! Мы будем почтительно следовать воле нашей Повелительницы! И если кто-нибудь из нас хоть на секунду воспротивится вашему решению, то самостоятельно уничтожит свою душу! – торжественно поклонилась владычица Му Дань. Она держала на руках младенца и крепко прижимала его к себе.
Женщина окинула внимательным взглядом принесших ей клятву, и в глазах ее появились слезы.
– Если так, то я спокойна. Встаньте с колен. Му Дань, подойди. – Она приподнялась на постели и слабо взмахнула рукой, подзывая к себе. При каждом движении пальцев кружились лепестки.
– Ваше величество! – Владычица Му Дань, обнимая дитя, приблизилась к женщине.
– Дайте ей это. – Она вручила Му Дань пилюлю цвета сандалового дерева, похожую на жемчужину.
Цветочная владычица повиновалась и положила ее в рот малышке. Затем с помощью росы помогла ей проглотить пилюлю.
На усталом лице женщины появилась еле уловимая спокойная улыбка:
– Это пилюля, сдерживающая чувства. Тот, кто принял ее, никогда не сможет испытать любовь.
– Ваше величество, вы… – Владычица Му Дань услышала затрудненное дыхание женщины.
– Если не будет чувств, то сможет вырасти сильной девушкой. Если не полюбит, будет свободна. Это мое благословение. Лучшее, что я могу ей дать… – Внезапно женщина нахмурилась, словно испытывала сильную боль. Она коснулась сердца бледной, ослабевшей рукой.
– Ваше величество!
Женщина на постели вздохнула:
– Пустяки.
Снова открыв ясные глаза, она добавила:
– Сегодня ведь наступил сезон Выпадения Инея?
– Все верно, – ответила владычица Дин Сян[6], стоящая у постели.
Взгляд женщины помутнел, словно она погрузилась в необъятную пучину воспоминаний. После непродолжительного молчания она погладила прелестные, как лепестки, щечки младенца и тихо произнесла:
– Я назову тебя Цзинь Ми[7].
– Поздравляем юную Повелительницу Цзинь Ми с прибытием в этот мир! – снова поклонились двадцать четыре цветочных духа.
– Нет, она ею не будет. Когда мой изначальный дух рассеется, девочка не должна стать Повелительницей цветов. – Женщина взмахнула рукой, и нефритовые браслеты на ее запястье зазвенели, словно