Огромное пространство без горизонта. Без времени. Без суеты. Тут было, где расправить крылья – бесконечная сверкающая даль так и манила опробовать ее, обещая захватывающий дух полет.
Только те, у кого трепетали крылья за спиной, тут не летали. А те, кто ими не обладал, тем более не задерживались надолго. Да и что им было делать на осколках миллионов тонких зеркал, беспечно, словно облака, плывущих в разные стороны, одновременно и хаотично, и упорядоченно? Плыть вместе с ними в неизвестность? Играть с лучами потерянного слепящего солнца? Стать его бликом и затеряться среди отражений?
И все же на одном из осколков с потекшими краями стояли две неясные фигуры, скрытые витающим тут же туманом, какие бывают у водопадов. Казалось, силуэты их сами сотканы из застывшего тумана – только более плотного, ослепительно-белого.
Крыльев у них не было.
Они разговаривали – с затаенной болью, но с нежностью и непонятной надеждой, и неясно было, то ли только они слышат друг друга, то ли все это зеркально-свободное пространство стало свидетелем их мучительно короткой беседы.
– Я найду тебя, чего бы мне это ни стоило. – Слова вырывались легкой дымкой, оседающей на соседних зеркальных осколках.
– А что если мы не узнаем друг друга?
– Не беспокойся. Я узнаю тебя.
– Мне страшно.
– Просто поверь. Ты ведь веришь мне?
– Верю! И обязательно узнаю – там, внизу.
– Мы оба узнаем. Ну же, улыбнись. Я хочу запомнить твою улыбку.
Их пальцы соприкоснулись, и легкий болезненный ток пробежал по телам.
– Мне не хочется отпускать тебя. – Каждое слово им обоим давалось с трудом.
– Придется. Ты же знаешь…
Бескрылые приблизились друг ко другу, словно готовы были обняться, но не осмелились сделать этого. Где-то раздался молот грома приближающейся грозы, и они оба вздрогнули.
– Мне пора, я пойду чуть раньше.
– А я – за тобой.
– Приходи быстрей, хорошо?
– Хорошо… Ты только дождись меня, слышишь? И мы все сделаем по-другому!
– Знаю. Я люблю тебя. Очень.
Сомкнутые ресницы, затаившиеся в уголках глаз едва сдерживаемые слезы отчаяния, шаг вперед, в пустоту, и сверкнувшая искра – капля жидкого огня, устремившаяся вниз.
Никто не издал ни звука, но, казалось, зябкую тишину разорвал крик отчаяния. На осколке зеркала теперь была лишь одна бескрылая фигура, обхватившая себя руками.
Гроза миновала – осталась лишь гулкая тишина, переполненная пьянящим спокойствием. Лишь слышно было, как мягкие перья снега касаются вершин сияющих далеко внизу гор.
– Холодно без тебя. – Прерывистый шепот заставил зеркало покрыться инеем. – Пусть хотя бы тебе будет тепло, ладно?
Оставшийся среди зеркально-облачного безмолвия обнял себя за плечи.
– Я тоже очень тебя люблю. Раз, два, – вдруг начал медленно считать он, – три…
На счет «три» вниз устремилась еще одна искра – яркая, быстрая, похожая на вспышку северного сияния.
«Я найду тебя».
«Я верю тебе».
Движением этого странного места была сломанная стрела времени.
Символом – круг с пустотой в середине.
Тайной – сама жизнь.
«Чего бы мне это ни стоило… не хочется отпускать… все сделаем по-другому…» – выводилось невидимым пальцем на запотевших зеркальных осколках, которых коснулся дым слов.
Глава 1
Не знаю, почему это случилось с нами – наверное, так было кем-то задумано свыше. И этот «кто-то» явно большой хохмач. Безумный экспериментатор с извращенным чувством юмора. Гений, который вкусил сразу два запретных плода – злодейства и глумления.
До сих пор не верится, что это произошло.
Как, как подобное могло случиться с нами, детьми эпохи гаджетов и всемогущего интернета? Может быть, я сошла с ума и выдумала все это? Может быть, меня посещают изощренные галлюцинации? Может быть, я попала в мир своих иллюзий? Хотя, кажется, нет – тихое глубокое дыхание крепко спящего на кровати рядом со мной человека, эгоистично завернувшегося в одеяло, говорит о том, что происходящее – реальность. Наша общая с ним реальность.
Я бездумно смотрела на огни ночного города, сидя на широком подоконнике и кусая губы. Пока никто не видит, можно позволить себе быть слабой.
Подтянув к себе чуть заостренные колени длинных ног, я бессильно уронила на них бледные руки с выступающими венами. Осенью, весной, а зимой особенно кожа на этих руках была благородного фарфорового оттенка, словно у аристократов прошлых веков, а серебристый свет луны делал ее почти бескровной, как у мистического создания. Я несколько раз осторожно провела кончиками пальцев по этой бледной руке, от широкого запястья до локтя и обратно,