Она подождала несколько минут, прежде чем расстегнула ремешки на перепачканных уличной грязью босоножках и поднялась обратно на ноги. Девушка скинула с себя неудобные туфли и ступила голыми ступнями на холодный пол. Слегка пошатываясь, она подошла к барной стойке в центре комнаты.
Эмилия поочередно открывала каждый ящик, яростно выбрасывая все содержимое наружу, пока наконец не отыскала аптечку. Она приняла обезболивающее и успокоительное, запив горсть таблеток бутылкой дистиллированной воды, и замерла в ожидании результата. Мигрень не отступала.
Тиканье часов в безмолвной комнате ощущалось словно биение гонга, отдающее вибрациями по всему телу. С каждой минутой пространство казалось все больше сужалось и давило на девушку. Отголоски прошлого высвобождались из ее памяти, словно беглые заключенные, вызывая мерзкие приступы удушья.
Хищное крупное тело плотно прижималось сзади. Грубая шершавая ладонь словно змей обвивала вокруг тонкую девичью шею, лишая ее доступа к кислороду.
Воспоминания казались слишком реальными. Эмилия начала хрипеть и скулить от боли, неистово царапая ногтями мраморную столешницу. Она хотела закричать, широко раскрыв рот, но изо рта вырывались лишь тихие сдавленные всхлипы, едва перебивающие вязкую тишину вокруг.
Легким небрежным взмахом руки девушка смела со столешницы стеклянную вазу с букетом розовых пионов. Ей нужна была реальная боль, чтобы притупить внутреннюю агонию. Стекло разлетелось на мелкие осколки, отскочив от пола и больно врезавшись в оголенные участки кожи.
Эмилия закрыла глаза и сосредоточилась на своих ощущениях. Душевная боль циркулировала по венам в критических дозах, смешивая все оттенки страданий в один чудовищный пульсирующий сгусток, который вскоре замер внутри ее тела, оставив саднить лишь кровоточащие порезы на теле. Этот трюк был ей давно знаком.
Эмилия распахнула отяжелевшие веки. Ее острый, полный жестокой решимости взгляд уткнулся в незнакомое отражение в зеркале.
Длинные пряди темно-русых волос ниспадали вниз, мешаясь во всеобщем хаосе. Созданные служить украшением, теперь они будто пытались укрыть лицо девушки от враждебности мира. В темном облаке волос, словно ночные озера в дремучем лесу, утопали неисчерпаемые зеленые глаза. Некогда испускавшие свет и тепло, теперь они хранили в себе лишь тьму. Пухлые сочные губы, измазанные красной помадой, были искажены гримасой боли и невыразимой печали.
Черная эластичная ткань облегала плавные изгибы женской фигуры, она более не походила на платье на тонких бретельках. Разорванные куски материи нелепо свисали вниз, оголяя участки истерзанной плоти. Тонкая талия и упругая грудь, когда-то гордо подчеркивавшие женственность, теперь казались обреченными на ненужность и бессмысленность.
На шее девушки виднелись следы от грубых мужских пальцев, а на лице повсюду сияли кровоподтеки и синяки. Все ее тело и одежда были пропитаны ядовитым оттенком человеческих мучений. Алые сгустки крови давно высохли, но они были повсюду: на ее руках, груди, шее и даже губах.
Эмилия осторожно подошла к незнакомке и прикоснулась тонкими пальцами к отражению в зеркале. Она смотрела на себя, словно на старую, истерзанную куклу, выброшенную на свалку и лишенную своей прежней красоты и благородства. Шаткое чувство равновесия внутри начало развалиться на части. Сдерживаемые изо всех сил слезы упорно пробивались наружу.
– Что черт возьми он с тобой сделал? – шепотом спросила она сама себя.
Трясущимися пальцами Эмилия поддела прореху в эластичной ткани на бедре и потянула ее вверх. Подол платья начал противно трещать и рваться под ее напором. Девушка стала безжалостно кромсать свою одежду до тех пор, пока наконец не осталась полностью обнаженной в тени сумеречного света.
Она вновь взглянула на себя. Кровь была на ее сосках, животе, и даже между ее бедер. Эмилия судорожно схватила полотенце, висящее справа у раковины, открыла кран и смочила его. Она начала яростно тереть кожу мокрой хлопковой тряпкой, в попытке избавиться от засохших темно красных отметин на теле, как заведенная повторяя про себя «Я не могла этого сделать». Ее кожа становилась болезненного лилового оттенка и начинала зудить от раздражения, но девушке было все равно, она должна была избавиться от чертовых пятен.
Минута. Пять. Десять. Эмилия наконец бросила грязное полотенце в раковину и перебирая свои полудохлые конечности поковыляла в сторону мольберта, на котором висела ее рабочая футболка. Плотная серая ткань давно выцвела и обзавелась разноцветными кляксами, а в некоторых местах на ней и вовсе образовались потертости и дыры, но это было единственное в чем Эмилия всегда чувствовала себя комфортно, когда рисовала.
Девушка ловко натянула вещь, скрывая поврежденные участки кожи под растянутой длинной одеждой, включила напольную лампу и села