Стоп, зима!. Н Азарова

скопившуюся влагу ещё и сверху. Вспомнить, сколько дней, наверное, уже недель, эта серость завладела небом, уже не удавалось. Впрочем, не всё ли равно, ведь любоваться им некогда: уходишь из дома – темно, приходишь – снова темно. Дни пролетали один за другим, не принося особой радости и предвкушения праздника. Не то, что раньше, когда писали письма Деду Морозу, скупали и берегли до праздника мандарины и конфеты, готовили наряды, подарки, думали, где и с кем встречать год. Теперь же ёлку наряжать не хотелось, весёлые компании больше не привлекали, мандарины и конфеты продаются всесезонно и никто уже не говорит, что они к празднику, до него не трогать.. Под новый ушёл из жизни дорогой человек, словно навсегда забрав с собой предпраздничные хлопоты и настроение. Хоть это и случилось уже несколько лет назад. а как будто вчера. Какая-то вселенская тоска и ощущение безысходности накатывали всё чаще и масштабнее. «Отбрасывай в сторону все эти тяжкие мысли!» – убеждала Дуся сама себя. – «Надо жить дальше! Радоваться тому, что есть… Или хотя бы просто принять как есть». Она укорила шаг, расправила плечи и вздёрнула голову, стараясь смахнуть с неё тяжёлый груз и не думать о сырых ботинках. «Держи нос по ветру, а хвост трубой!» – услышала она внутри себя. «Нет, хвост – пистолетом!» «Всё пройдёт, пройдёт и это!» «Жить надо так, чтобы не было мучительно больно за …». «Жизнь – как река…» . «У Бога все живы!». «Иногда нужно просто отпустить…».

      Интересно, сколько всякого – разного помещается в голове? Чьё это всё? Откуда? Похоже, что-то прочитали глаза, что-то услышали уши, а какие-то выводы сделал мозг. Мысли точно боролись за внимание. Одна переходила в другую, за ней уже готовилась третья, четвёртая, пятая…, тридцать вторая. Строем, нет, плотным коконом фразы вились вокруг, то и дело цепляя сознание, дёргая за невидимые ниточки, как куклу – марионетку, сбивая дыхание, то притупляя, то обостряя чувства. Мешали ощущать аромат чего-то очень знакомого, тёплого и уютного, рассматривать лица прохожих, любоваться разноцветными красками предновогодних витрин, победить серость и пустоту, проросшую насквозь. «Брось киснуть, пойдём в кино!», «Тебе непременно нужно прочитать эту книгу!», «Сделай новую причёску!», «У тебя такой старый телефон, сделай себе подарок, обнови!».

      Вечера проходили так же быстро, как и дни. Но унылее. На книги, фильмы, гостей не хватало ни времени, ни сил, ни желания. Дуся отстранённо смотрела на людей, дававших ей советы и послания, вероятно, искренне желавших ей добра и благополучия, даже иногда пыталась им следовать.

      Утренний подъём давался тяжело. Бутерброд, наспех сваренный кофе. Мчалась на работу. Спешка, бумаги, скудное деловое общение. Закончить рабочий день хотелось, едва начав. День за днём, месяц за месяцем.

      Возле подъезда, жалобно мяуча, поджидал пушистый Рыжик. В его мисочке что-то лежало, но он настойчиво выпрашивал чего-то. Пошарила рукой в сумке, вспоминая, подойдёт ли что-то из её покупок для этого уличного баловня. Кот не отрывал взгляда от руки и мяукал, переступая с ноги на ногу. Нащупала баночку йогурта. Может, подойдёт?

      – Он хочет, чтобы его погладили, на голодного не похож, – послышалось за спиной. Небритый таджик-дворник замер в нескольких метрах от подъезда, улыбаясь, наблюдая за сценой.

      «Наверное, сам проголодался», – подумала Дуся, решительно отрывая бумажку сверху. Рыжик жил на улице несколько месяцев, откуда взялся – не известно. Обычно не давался в руки, даже когда тёрся спинкой о сапоги, прикрывая глаза и поднимая хвост, но стоило вытянуть руку, тут же внезапно увёртывался. Он явно пользовался популярностью у жителей. Пушистый, мордастый, упитанный и внешне ухоженный, никак не подумаешь, что свободолюбивый бродяга. Его неоднократно зазывали в гости, деликатно отказывался.

      Баночку с йогуртом обнюхал и замяукал снова, развеселив наблюдающего за этой сценой дворника.

      – Ну, друг, больше тебе нечего не предлагаю.– Дуся поднялась по ступеням и оглянулась уже у самых дверей. Дворник и Рыжик провожали её взглядом, каждый со своего места.

      В подъезде, споткнувшись о что-то мягкое, посмотрела под ноги. Что-то знакомое. Присмотрелась – перчатка. Собственная. Одна. Проверила карманы, заглянула в сумку: "Где же вторая?" Открыла дверь, чтобы посмотреть у подъезда – может, вывалилась, когда доставала йогурт? И… Дворник сидел на ступенях спиной к двери, возле него облизывался кот. Перчатки не было. Закрыла дверь и решительно нажала кнопку лифта. Достала ключи. На лестничной площадке наткнулась на пожилую худощавую женщину в шлёпанцах, халате и надетой поверх халата вязанной коричневой кофте. Женщина пыталась открыть дверь Дусиной квартиры, скребыхая в замочной скважине. От неожиданности Дуся остолбенела. Седые волосы, скрученные в небрежный пучок, местами выбились, и вздрагивали вместе с подёргивающим движениями плеч и спины.