Он летал и летал, величественный в своем одиночестве. Никто не показывал на дракона пальцем, не кричал и не пытался убежать. Даже звери и птицы, казалось, не встречались ему на пути – только ветер, солнечные лучи и сверкавший снег. Он, словно шлейф, тянулся за драконом и таял от испускаемого жара, исчезал на изумрудно-золотой броне, снова и снова пытаясь налипнуть на нее.
Порой дракон оборачивался в полете, и мне казалось, будто желтые глаза с вертикальными зрачками смотрят прямо на меня, не мигая. От этого взгляда сердце начинало колотиться так громко, так быстро, словно хотело выскочить из груди. Накатывал озноб, его сменяла лихорадка, потом возникал даже не страх, а дикий, похожий на животный ужас – он видит меня, знает, что я наблюдаю за ним. За этим приходило отчаяние, которое утягивало прочь, превращая четкие картины в расплывчатые очертания. Тогда, обычно под утро, в поту и с криком я просыпалась.
О снах, а тем более – о драконах поговорить было не с кем. Да и стал бы кто-то говорить о том, чего давным-давно не существует. Нет, сновидения-то, понятное дело, никуда не делись. Но нормальному человеку просто не может присниться дракон. Все упоминания о них тщательно вымарали из книг и летописей, убрали из песен и преданий, стерли с гербов, монет и гравюр. Даже из детских сказок драконы исчезли, хотя поначалу ими пугали особенно непоседливых ребятишек.
Но давайте по порядку. Когда-то драконы действительно были. Наверное, моя прапрабабка могла бы похвастаться тем, что что-то слышала о них. Возможно, она была знакома с людьми, кому довелось даже видеть драконов. А те в свою очередь что-то да знали о драконьих всадниках.
Кто бы как ни относился к драконам, вряд ли бы отрицал – они уникальны сами по себе. Сила в них сочеталась с изяществом и какой-то чудовищной грацией, красота ужасала и вызывала желание преклоняться, ум заставлял даже мудреца чувствовать себя несмышленым младенцем. И, конечно, магия. Говорят, никто из людей никогда не мог сравниться с драконами в магической силе.
Всадники – другое дело. К ним испытывали благоговейный трепет, их уважали, для них всегда были открыты все двери, каждый правитель желал заручиться их поддержкой, а тот, кому посчастливилось заполучить всадника, обладал поистине огромным влиянием. И все потому, что всадники могли управлять драконами.
Считалось, что каждый дракон рождается для своего всадника, или всадник – для дракона. Как точно было на самом деле, вряд ли кто сейчас скажет. Одно ясно: без всадника дракон превращался в могучее, хитрое и своенравное существо, мог жечь деревни и города, нападать на скот, насылать иллюзии, если вдруг обладал такой силой. Для него не существовало преград, не было запретов. Всадник не только сдерживал звериную суть дракона, он становился с ним чуть ли не одним целым, направляя его, подсказывая и поддерживая.
Связь между ними была настолько крепкой, что, как говорили, всадник мог слышать мысли дракона, как и дракон – его. Если погибал всадник, то дракон улетал, поднимался ввысь и, сложив крылья, камнем падал вниз. Если умирал дракон, всадник мог последовать за ним или на весь остаток жизни превратиться в подобие человека, в тень своего прошлого, бессловесную и безразличную ко всему.
Спросите, откуда мне все это знать, простой девчонке, которая живет на окраине не самого большого села? Все просто – я видела сны.
Впервые дракон приснился, когда мне исполнилось семь или около того. Я шла босиком по покрытой изморосью тропинке, слегка подмерзшей. Ледышки щекотали стопы, покалывали их, заставляя время от времени потирать одну ногу об другую. Вокруг было сумрачно, стелилась поземка, где-то вдали мерцали на черном небе звезды. Я озябла и думала о том, почему вышла из дому без обуви, где моя шубка, которую мать сладила из пары хороших шкур, или хотя бы связанный ею же платок.
В полумраке все казалось таинственным, и именно любопытство, как объясняла я потом сама себе, не позволило вовремя проснуться. Шлеп-шлеп, шагала я вперед, слушая, как похрустывают под пятками промерзшие ветки. Шлеп-шлеп, в палец впилась хвоинка, заставив поморщиться. Шлеп-шлеп, где-то сбоку раздался шорох, заставляя обернуться. Шлеп-шлеп-шлеп…
Я вышла к опушке. Впереди простиралась гладь замерзшей реки, на которой лед оставил изломанные узоры, причудливые в своих линиях. Сквозь него можно было видеть движение воды, неспешное, сонное, как и все вокруг; смотреть на колыхавшиеся водоросли, где помельче, на звавшую к себе глубину.
Там, где река делала поворот, виднелось нечто, чего я никогда прежде не встречала. Мощная спина, покрытая шипастым гребнем посередине, длинный, змеившийся по заснеженному руслу хвост, чуть раскрытые крылья, увенчанные когтистыми отростками, мускулистые лапы и огромная голова. Существо смотрело куда-то в лес, откуда я пришла, и шумно втягивало воздух. Пасть его была закрыта, но даже так становилось понятно – она полна острых клыков, которые враз перекусят не только меня, но и любого, кто попадется на зуб.
Стало страшно. «Только