– Дело. Да-да, конечно, дело, – заторопился Жадов. – У нас в бумагах, честно признаюсь, беспорядок полный. Даже и просто грамотных не хватает. Кипа дел валяется, уголовный элемент бесчинствует, прикрываясь революционными событиями!..
– Что ж, делопроизводство мне знакомо, – кивнула Ирина Ивановна. – Текущие бумаги разберём. Я так понимаю, что и новые надо писать не абы как, а по форме. Воля трудового народа диктует новые законы, мы должны руководствоваться революционным, классовым правосознанием; но при этом и не допускать, по возможности, никаких эксцессов!
– Как вы прекрасно говорите! – вновь восхитился комиссар. – Да, так и сделаем. Для начала…
Но что именно «для начала», он закончить так и не успел. Затопали сапоги, хлопнула дверь, через порог ввалился матрос, перепоясанный патронташами и с форсистыми «маузерами» на каждом боку.
– Комиссар Жадов? Приказ Петросовета. От товарища Благоева!
Дешёвый конверт скверного качества из обёрточной бумаги. Кое-как налепленные сургучные печати.
Жадов кивнул.
– Спасибо, товарищ.
– Там ответ требуется. – Матрос ощерился. На переднем зубе сверкнула золотая фикса, как у блатных.
– Будет, будет тебе ответ, товарищ, – буркнул комиссар недовольно. – Вот, товарищ Ирина, гляньте…
Ирина Ивановна невозмутимо взяла напечатанный на машинке приказ. Внизу – фиолетовая печать и размашистая подпись: «Председатель Военно-революционного подкомитета Петербургского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Благоев».
– Это приказ, – спокойно заметила она. – Приказ занять определённые места в городе. Какой ответ вам требуется, товарищ?
– Как это какой, барышенька? Получение подтвердить, об исполнении донести!
– Хорошо. – Ирина Ивановна обмакнула перо. – «Настоящим… подтвержаю… получение боевого приказа Петросовета за номером… от 31 октября… комиссар… Жадов». Товарищ Михаил, распишитесь. А я пойду строить бойцов.
И прежде чем комиссар успел что-то сказать или сделать, она шлёпнула на стол прямо перед ним каллиграфически выписанный ответ – и быстрым шагом почти выбежала наружу.
– А боевая она у тебя, комиссар, – ухмыльнулся матрос. – Огонь-девка, хоть и из этих, буржуёв, значит. Как, поделишься? Люблю таких, бешеных. Тихонь не люблю.
На скулах Жарова вспухли желваки, однако он ничего не сказал. Перо в его грубых пальцах почти рвало бумагу.
– Держи, товарищ. И ступай, доставь мой ответ куда следует. А про огонь-девок после поговорим, коль доживём, конечно.
Матрос снова ухмыльнулся.
– Доживём, братишка, доживём. Тогда и посмотрим, какая из девок чья будет.
За окном меж тем раздавались звонкие приказы:
– Становись, товарищи! Становись! Слушай мою команду – согласно приказу Петросовета, выступаем на занятие городской телефонной станции!..
Матрос почти выхватил у нахмурившегося комиссара листок, с преувеличенным