Простите, утки!. Федор Галич

нки (каких часто женщины называют «пробником» настоящего мужчины), именуемый Василием Фёдоровичем, вёл уединённый и скупой образ жизни в двухкомнатной квартирке, доставшейся ему от бабки по материнской линии.

      Облезлая квартирка на пятом этаже пятиэтажного дома, этот «хрущёвский дворец» с удобствами, был всем его наследством, оставшимся от женского «царства», после того, как бабка «переехала» в царство НЕБЕСНОЕ.

      Ещё при жизни и бодром маразме, бабка, с поддакивающей ей во всём мамкой, были озабочены навязчивой идеей, во что бы то ни стало женить Василия Фёдоровича. По их мнению, женившись на заточённой в «хрущёвской башне» «принцессе», он должен был почему-то набраться ума!.. В связи с этим, и кандидаток они подбирали, видимо, исключительно для этих целей.

      Как-бы «случайно» в их дом стали захаживать незамужние родственницы бабкиных подруг-соседок, страшные внешне, но страшно умные, порядочные и целомудренные девушки, на которых боялись смотреть даже местные выпивохи, так как выпитая ими водка не делала этих дурнушек краше, а превращалась в воду и алкаши моментально трезвели. Именно тогда, в нём и стал развиваться комплекс сказочного «тролля», живущего на болоте в окружении противных, усыпанных бородавками жаб, и уверенного в том, что никакой волшебный поцелуй не превратит ни одну из них в принцессу. И чем активнее становились бабкины поиски невесты, тем чаще он заглядывал в кладовку и, примеряя на себя образ Раскольникова, засматривался на висящий в углу кладовки топор. Но бог миловал и уберёг его от греха, а бабку от разрубания, и тихонечко «прибрал» её, остановив ей ночью (во сне) сердце, как настенные часы с кукушкой. А вечно занятой маме, было, как обычно, не до сына. И «смотрины» самых умных и невостребованных невест района были приостановлены на неопределённое время.

      В детстве маленького Васю мама растила одна, без отца, балуя и не наказывая его ремнём. Не получая должного мужского воспитания, внутренний «стержень» мальчика, не закалялся и не твердел, а был гибким, изворотливым и мягко-характерным как глиняная лепёшка, из которой можно было лепить всё, что угодно.

      Будучи красивой, пользующейся популярностью у сильного пола, Васина мама хорошо разбиралась в мужчинах и понимала, что из её маленького мужичка не «лезет» наружу будущий, всемогущий и властный «папик», а где-то в глубине души скромно «прячется» маменькин сынок. У слабой женщины, конечно, была слабая надежда на армию, которая (по её мнению) должна была выполнить недостающую функцию воспитания и превратить её «цветочек-Василёчек» в настоящего мужчину. Но, как только «цветочку» стукнуло восемнадцать лет, армия брезгливо отвернулась от него и защитником Родины он так и не стал. И не из-за того, что мама отдала его (ещё «отростком») в Балетную школу вместо Суворовского училища, а по причине плоскостопия и ярко выраженных женоподобных манер, развитых в той самой Балетной школе. А каким образом могли «завязаться» в «цветочке» мужские манеры, если ему, в подростковом возрасте, было не с кого черпать положительные примеры, и вся его родня состояла из одних только женщин: племянниц, тётушек и бабушек? Ему даже иногда казалось, что его на самом деле «нашли в капусте» или подбросили в племя Амазонок, как «Маугли» в волчью стаю.

      Любовь к искусству, привитая с детства в Балетной школе, определила его будущую профессию и, после завершения карьеры «плохого танцора», гостеприимно оставила его служить в том же Храме Искусства – Театре Оперы и Балета в должности гардеробщика.

      Невзирая на своё, столь стремительное и низкое карьерное падение со сцены театра – в гардероб, находящийся на самом дне «Храма» (даже глубже оркестровой «ямы»), и получая копеечную зарплату, Василий Фёдорович получал истинное наслаждение от работы. Пропитанный потом и творческой атмосферой гардероб был для него не рабочим местом, а местом его эротических «спектаклей», в которых главная роль всегда оставалась за ним, а вот «игравшие» с ним «партнёрши» постоянно менялись.

      Каждый вечер, приходившие на балет (или в оперу) прекрасные дамы грациозно снимали со своих плеч пахнущие духами дорогие шубы и, небрежно протягивая их Василию Фёдоровичу, сверкали перед его носом открытыми спинами и упругими бюстами своих вечерних платьев. А когда в зале начиналось театральное представление, и опустевший гардероб окутывала интимная тишина, раздразнённый Василий Фёдорович прижимался к висящим на вешалках шубам и, нежно обхватив их за «талию», гладил трясущимися от возбуждения руками по пушистому ворсу подола, медленно вдыхая запах хозяек. Благодаря богатому воображению и разнообразию парфюмерных оттенков его «женщины» не были на одно «лицо», а точнее – фасон. Прикрывая глаза, он доставал из памяти образы хозяек и мысленно возвращал их из зала – обратно в шубы. Находясь в самом центре гардероба, между рядами вешалок с плотно висящими на них песцовыми «наложницами», он чувствовал себя шейхом, купающимся в роскошных женщинах своего мехового гарема во время оргии.