Были миры, были кровопролитные рати, были долгие переговоры; торговые суда обеих стран неустанно бороздили просторы Чёрного моря, пробирались через ревущие стремнины Днепра, бросали якоря в бухте Константинополя и на киевских вымолах[1] у Почайны.
Князю Ярославу, несмотря на свой миролюбивый нрав, время от времени приходилось-таки браться за оружие. Несколько лет кряду воевал он со своим братом Мстиславом, князем тмутараканским, а позднее – черниговским. Наконец, в 1026 году братья заключили между собой союз и с той поры жили друг с другом в добром согласии, поделив Русскую землю по Днепру на две части.
Князь Мстислав не был, вероятно, так прозорлив и дипломатичен, как Ярослав. Удачливый воин, герой песен и сказаний, богатырь, осиливший в поединке касожского силача Редедю, – таким предстаёт перед нами Мстислав на страницах русских летописей. И в то время как брат его устремлял взор на Запад, выдавая дочерей замуж за европейских монархов, владетель Чернигова больше смотрел на юго-восток, туда, где за океаном полынных степей синеют отроги Кавказских гор.
В 30-е годы XI века русские отряды воевали в Ширване[2] и Арране[3] на стороне правителей Дербента и горцев-аланов[4]. Сначала русам сопутствовала удача, но позже из-за предательства сына правителя Аррана Фадлы Мусы они потерпели ряд поражений и ушли в ромейские пределы.
С этого и начнём мы свой рассказ.
1
Круты и изрезаны скалистые берега омытой жарким солнцем Пропонтиды[5]. Ласково блестит внизу, под каменной грядой, зеленовато-прозрачная водная гладь; солнце разбрызгивает, расплёскивает золотистые копья-лучи; скользят по воде, подёрнутой лёгкой рябью, отражения скал, размываются, теряют свои очертания, исчезают, появляются вновь.
Окоём пестрит крохотными тёмными точками – это разбросаны по морю мелкие островки. Уже и не помнит никто, почему назвали эти острова Принцевыми. Может, потому, что порой томились здесь, на безлюдных скалах, знатные пленники.
Иногда пробежит по морю под косым ромейским парусом торговая кумвария[6], огласят берег крики капитана и свистки надсмотрщиков, вспенят изумрудную воду вёсла бронзоволицых невольников-гребцов, чайки закружат над водой, взовьются ввысь с криками, а затем снова всё стихнет, погрузится в тишину, лишь с тихим журчанием будут биться волны о прибрежный камень.
На высокой скале малоазийского берега видны опоясанные каменными стенами строения монастыря. В серый гранит одеты круглые башни с зубчатыми коронами, из-за стен выглядывают облитые свинцом купола церквей с золочёными, сверкающими на солнце православными крестами. Самое место здесь для молитв, уединения, размышлений. И не верится, что совсем невдалеке отсюда, всего на расстоянии каких-нибудь 600–700 стадий[7], – бухта Золотой Рог и кишащий людьми, наполненный суетой и гамом Константинополь – Новый Рим, переменчивый и великий, ужасный и исполненный невиданных чудес и красоты, огромный, подобный гигантскому муравейнику город.
…Дробный стук копыт нарушил незыблемую, казавшуюся вечной тишину берега. По узкой тропе, торопя резвого гнедого скакуна, проскакал всадник в белом льняном скранике[8], отделанном по вороту, подолу и рукавам шёлковыми алыми полосами. Под скраником поблескивала чешуйчатая бронь, голову всадника покрывала войлочная, отороченная мехом круглая шапка, на зелёных сафьяновых сапогах сверкали железные бодни[9].
Конь взмыл на крутую вершину, стрелой пролетел мимо башни монастыря и по извилистой тропе начал спускаться в глубокую лощину, на дне которой струилась серебристая змейка реки.
Резко удержав коня за поводья, верховой беспокойно прислушался, осмотрелся и удовлетворённо усмехнулся.
Острый глаз его заприметил у подножия горы, на речном берегу несколько воинских палаток-вежей. Спешившись, он повёл коня в поводу и стал неторопливо пробираться вниз по каменистому склону.
…Возле вежи пылал разожжённый костёр. В чёрном от копоти котле булькало ароматно пахнущее варево. Рослый светловолосый молодой воин в посконной долгой рубахе деревянной ложкой пробовал его на вкус.
– Вборзе[10] ль готова ушица будет? – нетерпеливо спросил вышедший из вежи кряжистый широкоплечий средних лет человек с тёмной окладистой бородой.
– Вборзе, воевода Иванко, – воин у костра улыбнулся. Из-под короткой верхней губы блеснули крупные белые зубы.
Воевода Иванко молча кивнул, подставив бронзовое от загара, перерезанное несколькими глубокими шрамами лицо с орлиным носом и тонкими губами под широкой щёткой густых усов закатным солнечным лучам.
Запыхавшись от быстрого бега, к нему подлетел высокий тонкостанный юноша в кольчуге, с копьём в деснице.
– Воевода, тамо… Посланник ромейский. Баит, с Царьграда. По-нашему