– Все нормально.
– У тебя кровь.
– Пройдет.
– Мам, нам надо его выгнать.
– Нет. Никто никого выгонять не будет. Сейчас я поставлю чайник. Мы попьем чаю, потом вы пойдете спать. Ясно?
Варя не ответила, но я знала, что она меня осуждает. Плевать. Мне надоело, что меня все осуждают, включая детей. Я так и не смогла стать хорошей матерью. Не смогла быть хорошей женой. Я много чего не смогла. Научилась лишь не прятать шрамы и не стесняться внешности.
С юности у меня остался шрам во всю щеку. На тыльной стороне левой руки был шрам от ожога. И еще несколько здоровых шрамов на животе. Иногда мне казалось, что у меня на теле не было живого места, на котором не осталась бы какой-нибудь след. И с каждым годом следов было больше. Так вот, я больше их не прятала за тонной косметики и одеждой. Не выпячивала, но больше не прятала.
Антон молча подошел ко мне и обнял. Ему было пять лет, но он сильно отставал в развитие. После перенесенной в детстве инфекции, реанимации и борьбы между жизнью и смертью, Антон выбрал жизнь. В нем осталась доброта и наивность, но вот ум пропал. Может это было и к лучшему. Для него мир был другим, более простым и не таким сложным, как у меня или у Вари.
Вместе с ним я зашла на кухню. Поставила чайник. Достала остатки конфет. По две шоколадных конфеты Антону и Вари. Я и сама была не против конфетки, но лишь облизнулась. На улице пошел дождь. Крупные капли застучали в окно. Сразу потемнело. Антон подошел к окну. Прикоснулся к стеклу, пытаясь поймать капли.
– Еще и погода испортилась. Завтра купаться не пойдем, – сказала Варя, садясь за стол.
– Посмотрим. Лето только началось. А летом погода непредсказуема, – ответила я. – Бабушка спрашивает, ты к ней поедешь на лето?
– Хочешь меня отослать?
– Я обещала ей, что спрошу тебя. А то она меня обвиняет в том, что я тебе запрещаю с ней видеться.
– Она не понимает почему?
– Не знаю. Видимо не хочет понимать.
– Я сказала, что без Антона никуда не поеду.
– Может ты захочешь отдохнуть? У нее дом в деревне. Папа…
– Я никого не хочу видеть. Так и передай.
Я пожала плечами. Мне надо было сказать ей, что так нельзя. Что нужно бабушку уважать и иногда с ней общаться, но Варя уже была достаточно взрослой, чтобы принимать решение, с кем общаться, а с кем нет.
Чайник закипел. Я достала из холодильника молоко. Чай с молоком и ложкой меда. Он расслаблял и успокаивал. После сегодняшней выходки Толи нам всем надо было успокоиться. Я дала Антону таблетки. После этого выдала конфеты.
– Мам, а может завтра купим йогурт? – предложила Варя.
– Подумаю, – ответила я.
Щека болела. Взгляд зацепил синяки на запястье после последней нашей ссоры. Они еще не успели сойти. Да, отметин с каждым разом остается все больше. И с этим ничего не поделать. Я не могла противостоять Толику. Он был слишком высоким и крупным. Прям медведь. Светловолосый медведь, который крушил все, что попадет ему под руку.
Дети допили чай и пошли спать. Я прочитала две сказки, после этого заметила, что дети задремали. У меня был еще час, чтобы поработать. После этого я должна была сбегать в магазин и купить продуктов. К этому времени дети крепко засыпали. Толя возвращался где-то около полуночи. А то и позже. Антон слишком нервничал, когда заходил в магазин. Он начинал требовать все, что попдалось ему на глаза. Плакал, а потом не мог успокоиться несколько часов.
У меня был час для работы, но вместо этого я тупо сидела и смотрела в монитор. Мысли опять крутились вокруг Толи. Понятно, что я его опять прощу. Завтра с ним поговорю. Попрошу, чтобы он мне не угрожал. Допустим, если ему нужны были деньги, то он мог всегда их попросить. Да, я не могла давать ему большие суммы. Пусть я и получала инвалидность на Антона, подрабатывала удаленно, ведя несколько групп, но это не значило, что я могла все это отдавать Толи. Мы как-то с ним уже говорили на эту тему, но он меня не слушал. Я же не оставляла надежды до него достучаться. Или это было раньше?
Сегодня почему-то я в это уже не верила. Можно было убеждать себя в том, что человек измениться, но при этом в глубине души знать, что этого не случиться. Я знала это. Видела, что с каждым годом все становилось лишь хуже. Если вначале это были угрозы, то потом к ним присоединились синяки. Сейчас же это были еще и порезы. А дальше он мне начнет ребра ломать? Как же мне хотелось от всего этого сбежать, но я знала, что это не получится. И от этого становилось не то, что грустно, но… Я устала. Я просто устала.
Из-за этого и смотрела на мир так безнадежно. Но ведь на деле все было не так плохо. Я была жива. Сколько раз я стояла на пороге