ISBN 978-5-0060-8508-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тамара Белякина:
Дитя Севера
Биографическая справка
Тамара Михайловна Белякина (Щекина) родилась в Харовске Вологодской области в 1942 году. Училась в средней школе города Якутска, где работал отец, Михаил Полиевктович Щекин. Мать – Клавдия Павловна Щекина (Еремина). Тамара после школы год училась в музыкальном училище, потом окончила Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина в 1966 году. Работала учителем в сельской школе в с. Заборье на Вологодчине (Тарнога). Позже переехала в новосибирский Академгородок, вышла замуж за математика Николая Белякина, вырастила двоих сыновей, Петра и Степана. Петр – известный дирижер, Степан – ученый-микробиолог. Работала Тамара Михайловна сначала лаборантом в Институте истории, филологии и философии СО АН СССР, затем администратором в гостинице «Золотая долина», в ГПНТБ, потом в СУНЦ НГУ преподавателем русского языка и литературы, вела там также музыкальную студию. Тамара Михайловна была талантливой, незаурядной личностью. Писала мемуары, эссе на темы литературы, искусства, размещая публикации в сети интернет на ресурсах ЖЖ, на Прозе.Ру. Оставила рукопись книги «Дитя Севера». Ушла из жизни в 2015 году.
Воспоминания. Детство в Якутске
Иду в школу. Утро – ночь. Иду в школу. Мне восемь лет. Тёмная клубящаяся муть со всех сторон. Впереди виден фонарь. Есть он и сзади. И больше ничего – только тёмная клубящаяся муть.
Холодно. На мне надето очень много одежды – чулки, шерстяные носки, ещё одни носки, рейтузы, ещё одни рейтузы, платье форменное, фартук школьный, теплая пушистая кофта, платок, ещё один платок, шапка, шуба, рукавицы, ещё одни, меховые, рукавицы, валенки.
Лицо завязано так, что видит один только глаз. Другой пока отдыхает в тепле платка. А работающий – быстро обрастает густой снежной бахромой от дыхания, так что ресницы слипаются. Надо передвинуть лицо под платком, чтобы смотрел другой глаз.
Никого на улице нет. Надо идти от фонаря к фонарю.
Идти долго, кажется, что очень далеко. Да и на самом деле неблизко.
В школе до 12 часов горит свет. Снова его включат в 3 часа. Когда светло, то видно, что муть стала белая, похожа на туман.
Но это не туман – это мороз. Изо всех домов кверху поднимается дым, но – недолго, он быстро остывает и загибается книзу, ложится на землю. Дышим мы этим морозным дымом. Топят в морозы преимущественно каменным углём, он сгорает не полностью, и поэтому дышим мы и этими несгоревшими частицами.
Снегу на земле мало, и он черный – всё от тех же угольных частиц.
В школьных коридорах – черные тропинки – от следов наших угольных валенок.
Обувь не переодеваем, потому что холодно.
Домой прихожу уже опять в темноте.
Иду и думаю – кто же производит столько мороза?
Тепло – понятно – от солнца и от печки.
А холод – откуда? И зачем он нужен? И ведь всегда-всегда, тысячи лет! Так что вечная мерзлота не растаивает! Вся земля насквозь промёрзла!
Когда мне говорят, что это космос, безвоздушное пространство такое холодное, – мне не верится, потому что ведь на юге – тепло, да и летом – даже здесь жарко бывает.
И идти мне по этому черному морозу страшно, боюсь, что схватит, превратит в льдину и утащит к себе в космос. С тех пор я чувствую себя на земле плохо прикреплённой.
Летом, лёжа на оттаявшей на метр земле на спине и глядя в небо, я боюсь упасть в космос и глупо хватаюсь руками за землю. Особенно в звёздные ночи, когда так и тянет полететь туда.
Но вот я пришла домой из школы. В доме – две печки, так что в каждой комнате по две горячих грани. Папа приносит две громадные охапки толстых дров и ведро угля.
Я сажусь на диван перед открытой дверцей печки и смотрю, что там творится.
Там – всё красно, розово, желто и оранжево! Толстые брёвна превращаются в жар, растрескиваются, рассыпаются, трещат и даже пищат при этом, и от них остаётся совсем немного пепла. Очень жаль бывает закрывать печную дверцу, потому что огонь – это самый милый друг. Хорошо, что топим печи два раза в день, а мамина плита на кухне – вообще не перестает гореть.
И мама торопит скорее раздеваться, мыть руки и садиться за стол, потому что уже наливает большую тарелку борща, а потом ещё накладывает тарелку каши, и приговаривая, что кашу маслом не испортишь, всё накладывает и накладывает его на гречку, так что она уже почти плавает в нём. А потом наливает компот из сухих фруктов.
Так что уже не остаётся ничего другого, как лечь к горячей печке на сундук и сладко поспать, как зверок. И так было 12 зим.
Дача
Мы уезжаем на Дачу. И даже расслабление и благорастворение от этих слов…
Большой