Я морщусь так, точно мне всадили нож в живот.
– Серьёзно, за что ты меня так ненавидишь?
Конечно, я не говорю буквально, но… неделя с Алёной? Да я лучше с Антоновой буду день и ночь перечитывать «Разбойники», нежели проведу с Сатинской несколько минут.
– Я не… – рьяно берётся опровергать мама, но тут же себя отдёргивает, становясь собранной и серьёзной. – Вот почему это должно закончиться, Кристина. Я устала, что ты постоянно Ярослава цепляешь, а потом вы ругаетесь.
Настаёт моя очередь опровергать.
– Мы не ругаемся, это наше нормальное общение.
И мама это знает, не будет Алёны, будет воздух, в котором мы найдём причины друг друга зацепить, но сейчас она непреклонна.
– Неважно, я тоже не в восторге от Алёны, но он её выбрал, – пытается мама пробить мою хмурость мягкостью тона, – мы должны её принять, а ты её едва ли не прямым текстом выгнала вчера из нашего дома.
– Да потому что она изводила Еву! – взрываюсь не на шутку.
Мама так меня обвиняет, будто сама не слышала всех этих провокаций. Но она только вздыхает.
– Кристина, – выдаёт устало и качает головой, но я её сразу обрываю, уже зная, что она хочет сказать.
– Нет, мама! Не смей вставать на сторону Алёны. Это – Ева! Наша Ева! Как ты можешь даже думать о том, чтобы их вообще ставить рядом?
– Я не ставлю их рядом, – в противовес мне голос мамы звучит ровно, – видит Бог, я люблю Еву, как родную, но два года уже, Кристина, прошло, пора и тебе смириться, что этот «корабль» уже ничего не спасёт. Ярослав даже её имя слышать не может, а ты только и делаешь, что подначиваешь его. Я бы вообще хотела тебя попросить на какое-то время перестать…
Ну нет, это уже переходит все границы!
Я резко встаю, указывая на неё пальцем.
– Вот даже не вздумай заикаться! – мама тут же поджимает губы, будто бы и сама знает, что это был перебор с её стороны, но вины не признаёт, явно всё ещё намеренная попробовать пропихнуть идею, когда я окончательно выхожу из себя. – Ты серьёзно? Из-за Мира я и так лишилась нормальной школы и уже бы училась в универе! Так из-за Яра я ещё и должна лишиться единственной подруги? Почему бы меня просто сразу же не отдать им в рабство, чтобы я жила только для них?
Мама морщится, никак не воспринимая мои слова всерьёз.
– Ох, не надо прибедняется, хорошо? Ты и рабство – вещи совершенно противоположные. Это ты скорее нас здесь всех в рабство возьмёшь, нежели мы тебя хоть как-то прогнём. Я всего лишь хотела попросить урезать ваше общение с Евой в пределах этого дома, чтобы лишний раз не получалось того, что вышло вчера.
Я же в неверии качаю головой, она просто упорно продолжает отрицать, что мне действительно пришлось чем-то жертвовать, считая, что ничего страшного не случилось. Как и с Евой, подумаешь, урезать моё общение с ней, тут ведь главное, чтобы Яр не бесился лишний раз и его стерве жилось спокойно. Но нет, как бы ни любила брата, обойдётся. Он не такой уж и паинька, видела бы мама, как Яр сам достаёт Еву, жертва в этой