Пред тем, как чистоту предать,
Подумай над итогом.
Ведь с сердца грязь убрать
Куда сложнее, чем с порога…
Глава 1. На суд
Небо над Брасо-Дэнто было затянуто свинцовыми тучами. Беспрестанно лил сильный дождь. Изредка он прекращался, давая жителям короткую передышку, а после начинал лить с новой силой, отчего вниз по улицам устремлялись настоящие реки. И горе тому, кто оказывался на их пути! Лишь благодаря уклону город оставался незатопленным, пока в других областях Солрага все плыло: переполненные водоемы выходили из берегов, а сели спускались с гор, разрушая все на своем пути.
За этой тоскливой панорамой Уильям наблюдал из окна спальни. Он вспоминал матушку, брата и его жену, а также соседей из Больших и Малых Вардов. У матушки вот-вот должны начаться приступы болезни. Значит ли это, что она не переживет грядущую зиму? Ведь готовить травяные отвары больше некому. Вспоминалась ему и черноволосая Линайя, чей серебряный браслетик покоился в холщовом кошеле. Однако ее образ, эти смеющиеся глаза, в которых плясали чертята, становился все более размытым, а браслет доставался из кошеля все реже. Любил ли он Лину? Или она просто заменила ему Вериатель?
Так он и дальше вспоминал бы свое прошлое, но его размышления прервал стук в дверь. Отворив, Уильям увидел графа.
– Пойдем со мной, – сказал тот и сделал приглашающий жест. – Выдвигаемся утром. Перед долгой дорогой следует поесть.
Они пошли по коридорам, где колыхался мрак. Замок вздрагивал, будто не от стихии, а от энергичных шагов графа. Тот был в походном костюме. Сквозь шнуровку стеганого балахона, доходящего до колен, проглядывала кольчуга, а с левого бока свисала небольшая сума, где лежали письма, печати и кольца. Уильям и Филипп спустились по мокрым от подземных вод ступеням и прошли общее отделение, на удивление почти пустое. Там сидели всего трое дрожавших от сырости заключенных.
– А почему так пусто? – удивился Уильям.
– Во-первых, мы уезжаем надолго, и здесь остается не так много вампиров. А во-вторых, осенью это отделение тюрьмы подтапливает – и людей косит лихорадка, – ответил ему граф.
Перед входом в черный коридор, где располагались камеры-комнаты, как обычно, дремал охранник. Услышав приближающиеся энергичные шаги, он живо распознал в них хозяина, поэтому подскочил и отвесил глубокий поклон.
– Сколько там? – спросил Филипп.
– Осталось трое, в дальней! – ответил стражник.
Филипп и Уильям прошли коридор до самого конца, ступая сапогами по тонким лужам. Граф откинул засов и распахнул обитую ржавым железом дверь. Изнутри пахнуло заплесневелой влагой и человеческим духом. Это было все то же узилище, где прежде находилась троица братьев-насильников, и, как тогда, вдоль стен на подстилках сидели трое мужчин в кандалах.
– Лугос? Право, не ожидал вас здесь увидеть, – удивился граф, вглядываясь в угол.
Пожилой мужчина, которого назвал граф, вскинул голову и тяжело поднялся с лежанки. Его плечи укрывал дорогой плащ из синего сукна, который выдавал в нем весьма состоятельного человека.
– И вам здравствуйте, господин Тастемара.
Понимая, что такому обеспеченному горожанину здесь не место, Филипп вернулся в коридор, где достал из-за прикрепленной к стене доски сырой пергамент.
– Ах вот оно что… – произнес он, вчитываясь. – Как же вы так, уважаемый Лугос, не смогли сдержать себя в руках?
– Я и не собирался держать себя в руках, – мрачно буркнул купец, смахивая лишь ему видимые пылинки с плеча. – Узнай вы о том, что ваша жена изменяла вам пару десятков лет с вашим торговым компаньоном, а потом еще и понесла от него, выдав рожденного ублюдка за вашего сына, – вы б не закололи ее?
– Кто знает. Но мальчика-то за что?
– Потому что он не мой сын! Угробить двадцать лет, чтобы одеть, обуть, уму-разуму научить и купить дом у Вороньего камня. Да кому! Сыну того, кого называл другом! А я ведь верил этой блуднице, хотя и видел, что Обрахам не похож на меня ни капли! Эти женщины – подлые существа!
– Ох, Лугос, Лугос… – пробормотал задумчиво Филипп, вкладывая сырой лист бумаги обратно в деревянный карман. – С таким талантом к торговле, с таким умом и дальновидностью – и столь недальновидно окончить свою жизнь в тюрьме, убив собственную жену, сына, пусть и неродного, и зарубив торгового компаньона…
– Будь у меня выбор, я бы убил их всех снова! Одного не понимаю, – и купец нахмурился, – почему моя голова до сих пор не скатилась с плахи? Смертный приговор должны были привести в исполнение два дня назад. Я обращался к тюремщику, но он глух и туп. А когда вы явились сюда, я уж было решил, что оправдан вами, своим покровителем… Но, кхм, оказалось, вы даже не в курсе, что я заточен здесь… Так почему я еще жив?
– Это мы сейчас поправим, – вполголоса заметил граф.
Потом