320 Дней на Лезвии. Евгений Майский

вествует о Любви. Любовь – такое прекрасное слово! Но, да не только ведь слово, так ещё и чувство! Заумные люди называют это заумными словами – химическая реакция в нашем мозгу, и тому подобное… Но ведь мы обычные простолюдины. Каждому из нас хорошо знакомо это слово, первая любовь, и часто, к тому же, безответная. Нам нравится любить, кого-то любить, а также – быть любимым. Согласитесь, если ты любим кем-то, ведь и жить становится как-то не в тяготу. А как самим любить кого-то, эти чувства неописуемы. Но первая любовь, та, что происходит в возрасте, когда у нас на уме явно не учёба и не развитие, ох… Те, кто никогда не влюблялись, явно те ещё вруны, к тому же самому себе. Чего греха таить – я и сам долго убеждал себя в том, что не влюблялся, а просто немного был заинтересован в человеке. Но шли годы, чувства не угасали, любимого мною человека всё не было и не было. Прошло то время, когда я мог с нею увидеться, поговорить, насладиться её прекрасным голосом, не идеальным, но нисколько от этого не менее красивым лицом, и речью… Да, в то время я мнил себя умным, образованным, и эрудированным человеком. Может, так оно и было, ведь искал людей я всегда себе под стать – умные, и с ними можно о чём-то поговорить. И вот она была одним из таких людей. Мои идеалы в то время не были столь завышены, но и не столь низки, а она – буквально сбежала из моей головы, порхая и улетая, словно бабочка, улетающая на Юг вместе со своими сородичами, летящая, словно в унисон, и не оглядывается.

      Утекло немало времени, уж 20 с лишним зим, но чувства мои так не угасли, и я всё ещё с теплотой в душе вспоминаю о ней, как о той, с кем я хотел провести последнее своё лето, отведённое мне в этом прекрасном мире. Но это история отнюдь не о ней, в жизни ведь много всего проходит, эта история повествует о другой, не менее прекрасной, и такой же дорогой для меня девушке. Как ни странно, её я повстречал в те же свои мальчишеские годы, когда ещё сирень пахла не детством, а неизведанным будущим, а на закаты солнца ты смотрел не с мыслью о упущенном времени, а с мыслями о любви, что так усердно поглощала наши неокрепшие умы. В то время я начал увлекаться одним любопытным, и классным жанром музыки, “Эмбиент”. Вкратце – это музыка, где за счёт манипуляции звуковым тембром создавалась очень атмосферная, в некоторых случаях даже грандиозная, но фоновая музыка. В которой не было слов. У меня не было ничего кроме плеера и наушников, а также огромного количества литературы, и макулатуры, на которой я и выражал свои потуги творчества. Такое время было, что даже ручку иногда приходилось либо без спросу одалживать, либо просить у кого-нибудь. А даже если каким-то чудом появлялись деньги – всё уходило на покупку новых кассет с эмбиентами. Каждое лето я буквально жил на холмах около города. Там не было никого, кто мог бы мне помешать, так что я полностью отдавался себе. Перед походом я брал с собой бутылку воды, пару кружек, зажигалку, небольшой топорик, и немного уже не пригодной для письма бумаги, для костра. И с таким набором я шёл на холмы, в место, в котором лет 10 назад часто собирались на пикники, а ныне – всё заросло, и о нём знаю лишь я. По приходу я сбрасывал с себя всё что брал, и шёл по лесу, набирая хвороста. А как собирал достаточно, приносил на “Лилию”, так я называл свою лесную обитель. После этого шёл к небольшим берёзкам, и рубил, для дров. Не сказать, что я был хорошим лесорубом, или обладал достойной физической подготовкой, однако и берёзы не были особо крепкими. На эту подготовку я тратил около часа, но зато после мог долгое время сидеть в тепле, и ни в чём не нуждаться, целиком и полностью отдаваясь творчеству. Так я и сидел, слушая музыку, и о чём-то написывая на бумаге. Многое, из того что я написал, и по сей день хранится в том месте, где не бывало ни одной живой души, кроме моей, но и огромное количество материала, возможно стоящего, а может и нет, я утилизировал методом Николая Васильевича Гоголя – сжёг, прямо в том костре, что и разжигал. Но и использовался он не только в целях утилизации, также с помощью его я часто варил разные отвары из ягод, коими лес был битком, которыми меня научила моя бабушка, а её – её бабушка. Так я их и распивал там, а бывало даже ночевал, если засиживался подолгу. Может, я бы там и жить оставался, да живности в лесу уже давно небывало, да и охотник из меня – как из бухгалтера каменщик. Но когда лето кончалось, так оставалось лишь мечтать снова о тёплом времени года, ведь из-за снега в “Лилию” я никак не попаду, и приходилось сидеть в библиотеке. А когда она закрывалась, что происходило довольно рано по их расписанию, обстоятельства вынуждали идти на какой-нибудь вокзал, и уже там дописывать свои потуги творчества. И так проходили год за годом, так мне и пришло 16, девушки хоть и были интересны, но я им – ничуть. Как обычно находясь в “Лилии”, я не заметил, что моё общество пополнилось ещё одним человеком. Нет смысла скрывать, ведь это и так понятно – я был напуган. Агенты? Маньяк? Помешанные? Кому может быть дело до длинноволосого, и очкастого придурка, которого в учебном заведении видят раз в месяц? К счастью, мои предположения были неверными, и это оказалась обычная девушка, по имени Мария.