– Модуль серии «Коракл», – проговорил черноволосый энергичный Георгиу. – Откуда он здесь?!
Удивился третий член экипажа станции не зря. Юлия не входила в разряд колонизируемых планет, на ее поверхности была выращена всего одна станция-стационар с бункером биомеханических исследовательских систем типа «Кентавр», и для пуска и наладки систем достаточно было троих специалистов. Корабль-матка ушел к другой звездной системе, на Юлии остался экипаж под началом исследователя первого класса Батиевского, и вдруг – SOS!
– Где это? – прищурился Шубин.
– Сто двадцать километров, в горах Пегаса. Странно, слышен только сигнал бедствия, на вызовы никто не отвечает. Погибли?
– И откуда на Юлии «Кораклы»? Грузолеты этого типа не способны преодолевать межзвездные расстояния, две-три АЕ [1] – максимум.
Батиевский не вмешивался в разговор. Ему все яснее становилось, что назревал спасательный рейд. На любой другой планете этот рейд был бы обыденным делом, двадцатиминутным прыжком на любом антиграве, но не на Юлии, по которой каждые шесть часов перед заходом и восходом светила прокатывался грохочущий вал урагана, сметая все на своем пути. А до очередного «бала сатаны» оставалось всего полтора часа.
– Выводить куттер? – спросил в нетерпении Георгиу, уже направляясь к двери.
– Нет, – сказал Батиевский. – Пойду я, на «Мастиффе».
– Но по воздуху мы будем там через…
– Я сказал – нет! Источник SOS уже в зоне урагана. Анатолий, проверь «Мастифф»: НЗ, энергозапас, капсулу УСН [2], зонды. Гера, ты останешься на связи.
Георгиу пытался протестовать, но Батиевский не повторял свои просьбы-приказы дважды.
Через несколько минут танк-лаборатория «Мастифф», созданный для работы в бешеных атмосферах планет типа Юпитера или Сатурна, выполз из ангара, упрятанного в пещере, и резво побежал по гладкому лавовому полю на восток, навстречу глухой черной стене на горизонте, скрывшей звезды.
Минут сорок они мчались со скоростью девяносто километров в час, пересекая плоскогорье, держа направление по пеленгу и целеуказаниям со спутника, затем пришлось сбросить скорость, танк сразу перестал трястись и раскачиваться. Дорога пересекала полуразрушенный временем моренный вал, похожий на след древнего ледника. У бортов танка проплывали выпиравшие из-под слоя маслянисто-синей почвы каменные отроги и валуны, поросшие куртинами красивых радужных перьев. Дальше дорога ныряла в узкую вади – долину высохшей реки, петляла между плоскими увалами и скрывалась в клыкастой стене горной гряды.
День засыпал. Яркая голубизна неба потускнела, на западе оно было еще свежее, чистое, будто умытое дождем, на востоке клубилась сине-фиолетовая мгла, рождающая далекий глухой рокот.
– Эх, сейчас сшибемся! – сказал Шубин. – Через несколько минут стемнеет, и мы потеряем пеленг. Забьют помехи.
– Танк не куттер, выдержит. – Батиевский снова увеличил скорость. – На всякий случай проверь груз и закрепи где надо.
Стемнело. Первый порыв ветра подхватил песок на гребне холма и бросил на броню машины. Гремело уже отовсюду, грохот волнами перекатывался по всему небосводу, хотя обычных для земных гроз молний не было – шла сухая и темная ханахада, юлианская гроза.
– Проверил, – появился Шубин, останавливаясь за спиной Батиевского. – Давай наденем скафандры, хотя бы легкие. Надежней как-то.
– Тащи, если тебе так хочется. Я только что разговаривал с Герой, он тебе привет передает, говорит, чтобы не рисковал, ты у нас отчаянный.
– Так и сказал? – усмехнулся Шубин, заметно успокаиваясь. – Что будем делать, шеф? Двигаться в этой теснине рискованно, а искать пристанище поздно, да и негде.
– Ничего, пробьемся, пеленг слышен хорошо.
Батиевский был так невозмутим и обычен, что Шубина оставили почти все его тревоги и опасения, и он даже стал воспринимать ситуацию в героическом ключе: это была его первая прогулка по Юлии, да еще ночью, в ураган!
Танк, кренясь и раскачиваясь, продолжал мчаться сквозь беснующийся мрак, гулом брони отзываясь на удары небесного грома. Столбы белого прожекторного света выхватывали из тьмы то синие откосы берега, то глыбы ноздреватого голубого известняка, то мохнатые шапки сжавшегося под напором стихии юлианского мха.
Воздушные вихри подняли в воздух тонны песка и пыли, и вся эта сине-зеленая пелена вскоре скрыла за собой и близкие холмы, и каменистые осыпи, и горный кряж, видимый по ночам благодаря флуоресценции открытых руд ураноторианита.
Грохот, вой и гул ханахады достигали такой силы, что Батиевский вынужден был до отказа убавить громкость внешних звукоприемников. Один раз он попытался поискать поблизости мало-мальски пригодное убежище, однако напор ветра был так силен, что пятисоттонная машина едва не сделала «сарвангасану» [3] – по образному выражению Шубина,