Место под солнцем. Вероника Ягушинская

да я задавала устные домашние задания: их можно не делать. Я лишь улыбнулась, вспомнив себя за школьной партой. Казалось, это было уже давно, а на деле прошло всего шесть лет. Может быть, поэтому я все еще прекрасно понимала подростков, не успела еще окуклиться во «взрослое мировоззрение», когда все детские проблемы кажутся несущественными, и вместо того, чтобы просто посочувствовать и поддержать, люди выдают нотации из серии «это все ерунда» и «какие твои годы».

      Зашуршали тетради, убираемые в сумки и рюкзаки, противно дребезжа, прозвенел звонок, и класс мигом наполнился гулом возбужденных голосов и скрипом старых, расшатанных стульев. Надо бы напомнить завхозу, что она еще в прошлом году обещала мне поменять мебель в классе, а в итоге вся новая ушла математикам. Непорядок!

      Старшеклассники, вразнобой прощаясь со мной, хлынули на выход нестройным рядом. Класс пустел очень быстро. Еще бы! Последний урок перед длительными выходными, да еще и такой подгон в виде отсутствия домашки хотя бы по одному предмету. Отчего-то я была уверена, что мои коллеги, не в пример мне, загрузили бедных школьников работой – мама, не горюй.

      – Аглая Сергеевна, – позвала меня Катенька Иванова, староста класса.

      – Да, Катюша? – оторвалась от заполнения журнала я.

      Наверное, она хочет спросить что-то по заданию. Катенька, хоть и была отличницей, но соображала туговато, а хорошие оценки девочка получала скорее за усидчивость и старательность.

      – Аглая Сергеевна, – Катенька замялась, нервно поправила очки, затем опустила взгляд и покраснела, потом вздохнула, собралась с мыслями и, наконец-то, сказала: – Аглая Сергеевна, я думаю, что вам нужно знать. Семенов и Тирещенко в интернете нашли ваши фотки.

      – И? – не поняла я.

      Там этих фоток в контакте лежит! Как шутили «Пельмени», с уголком, без уголка, в уголке, с собакой… В общем, много и разных.

      – Они нашли такие… – и снова эта многозначительная пауза, и снова пухленькие щечки девочки покраснели. – В общем, вы там не одеты.

      Замечательно! Опять двадцать пять! Я тяжко вздохнула, мысленно сосчитала до десяти, чтобы успокоиться, и как можно мягче проговорила:

      – Катюша, я там одета. В купальник. Да, он очень маленький и мало что скрывает, но он есть.

      Интересно, откуда только мелкие пакостники раскопали этот древний компромат?! Ведь, вроде, отовсюду удалила, но интернет помнит все.

      – В общем, они их распечатали и теперь раздают другим, – сдала своих одноклассников с потрохами староста.

      Похвальное стремление помочь учителю, но все-таки не лучшее качество.

      – Пусть раздают, – я равнодушно пожала плечами, закрыла журнал и отправилась собирать сумку.

      А что мне делать? Бегать за двумя пацанами с криками «прекратите»? Так им только этого и надо – добиться от меня реакции, а я не могу и не хочу им ее выдавать. Тем более уроки закончились, и хочу я домой к чашечке горячего кофе, пушистому котику и интересной книжечке. В худшем случае, если директор этой школы окажется нелояльным (или нелогичным), поменяю ее на другую. У нас в городишке их целых четыре, и как минимум три у меня в запасе еще есть. А там, если что, можно и в соседний район податься.

      – Но как же… – растерялась девочка. – А если вас уволят? Ведь нельзя же в учителя идти после…

      – Катюша, – я начинала злиться, но старалась этого не показать. – Это фотографии с конкурса «Мисс Университет», в них нет ничего криминального.

      – Честно?

      – Честно-пречестно, – я весело подмигнула Катюше и открыла дверь, пропуская девочку вперед. – Не переживай, все будет хорошо, – заверила ученицу.

      Никогда я не врала детям, но в тот раз, будем считать, ошиблась.

      После трех праздничных дней, проведенных на диване в обнимку с книгой, мои фотографии с того злосчастного конкурса, на котором я заняла только третье место, разукрашенные на разные лады, висели по всем стенам школы. Естественно, такая «вопиющая безнравственность» не могла остаться незамеченной. Меня вызвали на ковер, сделали строгий выговор с занесением в трудовую и повелели собственноручно убрать со стен, как директриса тогда выразилась, «свою порнографию».

      Обидно было до слез, а точнее эти самые горькие слезы ручьем катились по щекам, пока я во время своего окна канцелярским ножом отдирала приклеенную намертво к покрашенным стенам бумагу.

      – Аглая Сергеевна, – раздалось сзади издевательское, и послышались ехидные смешки, – вам помочь?

      – Вы уже помогли, – глухо произнесла я, со стуком поставила на пол ведро с водой, которой размачивала бумагу, и обернулась. – Скажи, Артур, – обратилась я к Семенову, – или ты, Алексей, – к Тирещенко, – зачем вам все это? – и я обвела руками обозримое пространство, в котором осталось еще не меньше половины фотографий. – Что я вам плохого сделала?