Предметом исследования данной работы является комплекс проблем, связанных с особенностями развития политической истории Кавказского края в середине XIX столетия. Автор на примере краткого исторического фрагмента, уместившегося в рамки одного десятилетия (1844–1854 гг.), стремился представить картину неоднозначных и сложных явлений, в центре которых осуществлялась деятельность Кавказского наместника М. С. Воронцова, призванного переформатировать кавказский социокультурный мир таким образом, чтобы он хотел быть с Россией и увидел себя частью России.
Важным моментом является то обстоятельство, что М. С. Воронцов принадлежал к наиболее образованной группе российского истеблишмента, обладавшей широким политическим кругозором, неиссякаемой энергией и большим административным опытом в деле инкорпорации порубежной периферии и насыщении ее имперскими смыслами и ценностями.
Кавказское поприще князя М. С. Воронцова, ставшее вершиной его политико-административной практики, представляет в целом положительный пример долговременного служения делу и долгу. Автор старался показать разнородные перипетии деятельности князя-наместника во всем ее разнообразии, избегая мемориальной бронзы и панегириков.
Князь М. С. Воронцов был призван императором Николаем I исправить негативно развивавшуюся ситуацию, которая подрывала основы «русского дела» на Кавказе. К середине 40-х гг. XIX в. производившиеся российской администрацией преобразовательные действия потеряли динамичность, породив большое количество проблем, ставших препятствием для успешного решения задачи по «водворению» кавказской окраины в состав Российской империи и превращению кавказского фронтира в мирные и благоустроенные южные рубежи государства.
В северной части Кавказа российские власти утратили на время стратегическую инициативу, которую попытался вырвать у них из рук имам Шамиль, чей авторитет в горах достиг своего апогея. Основным условием, обеспечившим успех Шамилю, явилась его способность укрепить солидарность среди многих горских обществ Чечни и Дагестана, призывом их под знамена мюридизма и газавата.
В Петербурге выражали большое неудовольствие мероприятиям и мерам, которые реализовывали российские кавказские власти и которые, несмотря на значительные усилия и затраты, приносили весьма посредственный результат, по крайней мере, он был далек от ожидавшегося.
Немало беспокойства приносил Петербургу и Южный Кавказ, признанный быть витриной преобразований имперского характера и благотворного влияния имперского цивилизаторства.
Сменявшим друг друга главноуправляющим не удавалось достичь окончательной стабильности ни в одной сфере социального пространства в крае. Кавказский мир быстро адаптировался к российским усилиям, включив многовековые механизмы противоборства и сохранения основ своей социально-политической, духовно-нравственной и бытовой идентичности, и относился к русским не как к новаторам-преобразователям, а видел в них очередных врагов, непрошенных пришельцев, против которых кавказские племена применяли традиционные системы мобилизации.
Присутствие России в пространстве Кавказского края воспринималось большинством горцев как ухудшение общей ситуации в горских социумах, что делало кавказские старины – обычное традиционное существование – более привлекательными. Горцы держались своей патриархальности как средства сохранения их идентичности и прежнего «вольного» образа жизни.
Горская культура была по преимуществу культурой борьбы и для борьбы, присущая социумам родоплеменной стадии развития, стирая всякую границу между мирным и немирным каждодневным существованием. «Во всех странах света годы войны сменялись годами мира, но на Кавказе время войны вполне никогда не прекращалось. Если не было нападений извне, то для мирной части кавказского народонаселения постоянно продолжалась необходимость защищать свой край от нападений горцев, которых <…> никто не успевал еще покорить своей власти и не мог заставить отказаться от полудикой хищнической жизни, препятствовавшей развитию благосостояния в соседних с ними мирных частях края»[1].
Трудно сокрушаемый традиционный изоляционизм придавал горской культуре необходимую ей гомогенность, наделяя ее мощным конфликтным потенциалом, дающим способность противостоять любой другой гетерогенной и открытой культуре, в том числе и русской культуре.
Во многих местностях и областях жизни Кавказа России приходилось конкурировать с идеями и ценностями ислама, который пытался способствовать солидарности всех несогласных с российским присутствием в регионе.
Наличие мюридизма в качестве альтернативной русским идеологии и имамата в качестве политико-правовой альтернативы российской государственности сильно ослабило колонизаторские усилия России и многие десятилетия позволяло сопротивляться проникновению российского влияния в горскую среду.
Успех российской колонизации и модернизационного переформатирования кавказского мира зависел от того, как скоро