Благословление Небес. Анастасия Юки

>Мимо Тору проходили другие выпускники старшей Норияма, кто-то задел его плечом, и юноши разразились громким смехом. Он заполнял школьный двор, утопал в восклицаниях девчонок и ветвях гинкго. Все выглядели счастливыми, всё – кроме Тору. Ему не хотелось возвращаться домой, но придётся. Не хотелось идти по стопам отца, но выбора не было. Потому что не смог поступить на стипендию, а платить за обучение самому – не выйдет. У него не было денег, как, и смелости возразить авторитету отца редактора крупного издательства. Жизнь Тору расписана с рождения до смерти, и всё, что ему оставалось – это плыть по течению.

      Родительский дом встретил его тишиной и одиночеством, кажется, родители куда-то ушли. Как всегда. В детстве он чаще виделся с дедушкой, чем с мамой и отцом. Впрочем, последнего лучше и не видеть. Никогда. Тору пронзила идея, внезапная, как порыв ветра: сбежать из дома, пока никого нет, освободиться от родительского гнёта. Сердце забилось от предвкушения свободы, мысленно он уже рисовал, как снимет небольшую комнату, найдёт работу и будет читать. Просто читать: без обязательств и требований, без необходимости оправдать чужие ожидания. Нет! Только отца.

      Тору влетел по лестнице на второй этаж, распахнул дверь комнаты и достал сумку из шкафа. Её купили ещё в средней школе для выездных поездок с классом, но Тору их пропускал. У него не получилось подружиться с одноклассниками, ведь он всё время проводил: то с дедушкой, то с книгами. А одноклассники зависали у игровых автоматов, да ходили на дискотеки. Тору не любил шумные места, ему нравилось в уединении читать в окрестностях святилища Шинагава. Он быстро собрал сумку: просто накидал столько вещей, столько удалось впихнуть вместе с любимыми книгами – телефон, кошек и ноутбук положил в кожаную плечевую сумку, подаренную дядей Икути на пятнадцатилетие. И вышел из комнаты.

      Дом по-прежнему молчал, сохраняя секрет Тору, а он осторожно шёл по коридору, опасаясь, что мама или отец выйдут из комнаты, и тогда он не сможет уйти. Не найдёт достаточных аргументов против отца, или увидит печальное лицо мамы и останется. И дальше плыть по течению. Исключено!

      Тору сжал лямку плечевой сумки и медленно спустился. И замер около прихожей-гэнкан. Там среди маминых туфель стояла обувь отца и другая, чужая. Значит, он дома, да ещё с каким-то знакомым. Мысли заметались в сознании, как зверь в клетке. Ему нужно срочно бежать, пока не поздно. Сумка неожиданно стала тяжёлой, словно в неё кто-то положил камни, и она тянула его к полу. Даже тело не слушалось его, ноги с трудом передвигались по полу.

      Со стороны кухни раздался громкий голос отца:

      – Мотодзуки, возьмёшь над Тору шествие в университете Васэда, потом переведём его в твой отдел.

      Слова отца забирались в душу медленно, как туман стелется по лесу после дождя. Тору видел такой около святилища Шинагава, когда забылся чтением и опоздал на автобус. В тот день разразился ливень, он хлестал по закруглённой черепице строений, стекали ручьями по статуям лис – посланниками богини Инари, чьё синтоистское святилище стояло рядом. Дедушка не разрешал вступать в её владения, среди жриц-мико ходили слухи, что богиня любит играть с людьми, иногда это заканчивалось печально для последних.

      – Но, Юката, кажется, Тору не хочет становиться журналистом.

      Отец перебил собеседника:

      – Юнец не знает чего хочет. Мотодзуки я не позволю, чтобы моего сына называли слабаком. Он снова будет писать!

      Тору вздрогнул и дёрнулся, как будто получил пощёчину. В доме установилась тишина, вдалеке тикали часы, они отмеряли время, оставшееся Тору. Отец не отступится от своих идеалов, если надо – сломает его. Нельзя здесь оставаться.

      И Тору решительно прошёл в прихожую-гэнкан, переобулся в кроссовки и рванул дверь на себя – выскочил на улицу. Та с грохотом захлопнулась за ним, и Тору побежал ещё быстрее: через газон, мимо садовых гномов. Ему казалось, что отец уже бежит за ним, поэтому он не оборачивался. А бежал, бежал, только вперёд.

      Когда Тору выскочил за калитку на улицу, то чуть не сбил низенькую старушку в простом кимоно серого цвета, та брела по улице сгорбившись и опираясь на резную трость в форме ветви, прожилки дерева бликовали в полуденном солнце. Тору бросил нетерпеливый взгляд в сторону родительского дома, проклиная Небеса за задержку, но всё же участливо обратился к бабушке: