человек; от доблестного Депонского полка осталось всего-навсего пятьсот человек; Памарский лагерь сдан; в Живэ имеется лишь пятьсот мешков муки; мы отступаем на Ландау; Вюрмсер,
[120] теснит Клебера; Майнц пал, но защищался он доблестно, а Конде подло сдался, равно как и Валансьен. Однакож это не помешало Шанселю, защитнику Валансьена, и старику Феро
[121] защитнику Конде, прослыть героями наравне с Менье
[122] — защитником Майнца. Но все прочие просто изменники. Дарвиль
[123] изменяет в Экс-ла-Шапель, Мутон
[124] изменяет в Брюсселе, Валанс изменяет в Бреда, Нейи
[125] изменяет в Лимбурге, Миранда изменяет в Мейстрихте; Стенжель
[126] — изменник, Лану
[127] — изменник, Лигонье
[128] — изменник, Мену
[129] — изменник, Диллон
[130] — изменник; все они паршивые овцы, расплодившиеся с легкой руки Дюмурье. Не угодно ли еще примеров? Мне подозрительны манеры Кюстина, я считаю, что Кюстин предпочитает взять, выгоды ради, Франкфурт, нежели, ради пользы дела, Кобленц. Франкфурт, видите ли, может выложить четыре миллиона контрибуции. Но ведь это же ничто по сравнению с той пользой, которую принесет разгром эмигрантского гнезда, Утверждаю — это измена. Менье умер тринадцатого июня. Клебер, таким образом, остался один. А пока что герцог Брауншвейгский накапливает силы, переходит в наступление и водружает немецкий флаг во всех взятых им французских городах. Маркграф Бранденбургский ныне вершит делами во всей Европе, он прикарманивает наши провинции; вот посмотрите, он еще приберет к рукам Бельгию, похоже, что мы стараемся для Берлина. Если так будет продолжаться и впредь, если мы немедленно же не наведем порядок, французская революция пойдет на пользу Потсдаму, ибо единственным ее результатом будет то, что Фридрих Второй
[131] округлит свои скромные владения, и получится, что мы убили французского короля ради чего… ради выгоды короля прусского.
И Дантон, грозный Дантон, расхохотался.
Марат улыбнулся, услышав смех Дантона.
— У каждого из вас свой конек, у вас, Дантон, — Пруссия, у вас, Робеспьер — Вандея. Разрешите же и мне высказаться. Вы оба не видите подлинной опасности, а она здесь, в этих кафе и в этих притонах. Кафе Шуазель — сборище якобинцев, кафе Патэн — сборище роялистов, в кафе Свиданий нападают на национальную гвардию, а в кафе Порт-Сен-Мартен,[132] ее защищают, кафе Регентство против Бриссо[133] кафе Корацца — за него; в кафе Прокоп клянутся Дидро,[134] в кафе Французского театра клянутся Вольтером, в кафе Ротонда рвут на клочья ассигнаты, в кафе Сен-Марсо негодуют по этому поводу, кафе Манури раздувает вопрос о муке, в кафе Фуа идут драки и кутежи, в кафе Перрон слетаются трутни, то бишь господа финансисты. Вот это серьезная опасность.
Дантон больше не смеялся. Зато Марат продолжал улыбаться. Улыбка карлика страшнее смеха великана.
— Вы что же это насмехаетесь, Марат? — проворчал Дантон.
По ляжке Марата прошла нервическая дрожь — его знаменитая судорога.
