Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями чистая случайность.
Глава I КАРАНТИН
Пока ехали в «автозаке», познакомились. Даня Богданович, невысокий светло-рыжий крепыш из Ярославля, сидел в следственном изоляторе смотрящим за малолетками. Оказалось, «смотрящий за малолетками» – это самый прожжённый и волевой юный хулиган, которого опытные тюремные авторитеты назначают командовать над остальными пацанами. Он рассказывал, немного заикаясь, как они с подельником, который сейчас уже в колонии, вырвались из камеры и закрыли там сотрудницу.
– Прикиньте, шармаганы, – хрипло посмеивался Богданович, – мы по продолу лётаем, вертухаи через отсекающую решку лают, а нам по барабану, мы малолетки! Весь централ в робота колотит, одобряет!
Лёха Зыков кивал, весь подавшись вперёд, быстро переводя в уме блатную феню: «Представляете, парни, мы по коридору бегаем, сотрудники через решётку ругаются, оставшиеся в камерах подозреваемые стучат в металлические двери камер».
– Ну, ты пружина, Даня! – завидовал Леха. – Я бы не решился.
– Я борьбой восемь лет занимался, меня не сломаешь. Мы пацаны серьёзные, дворовая босота. За плечами две судимости, грабежи, разбои, воровайка. Всё как положено: не работал, не учился. И не буду. Говорят, «малолетка» красная, так я её быстро перекрашу в чёрный. Опыт есть, поверь. Будешь со мной двигаться по чёрной?
Зыков кивнул, прикинув, что с этим уверенным в себе крепышом можно дела решать. «Красная» колония – это когда командует администрация, и все слушаются, а «чёрная» – когда власть в руках осуждённых.
– Подельник мой, Саня Жданов, вперёд меня уехал. Пацан надёжный, не фраер. Говорят, на малолетке главным бугром сидит Никита Мезин. Красный беспредельщик. Пацанов порядочных ломает.
– Дичь! – поёжился Лёха, в воровской романтике он не смыслил.
– Воры на тюрьме, когда меня инструктировали, – Богданович «козой» ткнул себя в грудь, сделал «актёрскую» паузу. – Воры говорили мне, что на малолетке ни связи, ни браги, ни людского, ни общего. Ничего, короче, власть сотрудников, а смотрящий Никита всех ломает, заставляя унитазы лизать.
У Лёхи в животе что-то провернулось, затошнило. Наверно, укачало.
– В нашем СИЗО такого не рассказывали, – Зыков еле справился с дрожью в голосе.
– А ты с сутёвыми пацанами говорил? По сути? Или вату прокатал на тюрьме всю дорогу? – Богданович посмотрел в упор на Зыкова спокойными стального цвета глазами.
– Я не придерживался, – промямлил Зыков. – Всего лишь по-пьяни одного мажорчика пристукнул случайно. Дали четыре с половиной. Еду, куда везут. Вообще, я только, проведя месяц в камере, узнал, что СИЗО и тюрьма это одно и то же.
Третий парень – кареглазый, пухленький очкарик, какой-то весь игрушечный, похожий на пупса – отмалчивался. Среагировал только на «мажорчика», бросив быстрый взгляд из-за плеча на Зыкова. Быстрый, но не настолько, чтобы Богданович не заметил.
– Слышь, незнакомец, ты кто по жизни?
– Это капец, – пробормотал, качая головой «незнакомец», поправил очки.
– Мне снова тебя спросить?
– Угомони таланты, я, когда захочу, тогда и буду с тобой говорить, – резко обернувшись, звенящим тенорком отрезал «пупс». – Мне твои понты не интересны. Я не с детского сада сюда попал. С колыбели по детским домам! Мать сидит, отца не знал.
– Ладно, как звать-то?
– Кирилл Мамонтов, – парень протянул ладошку, придвинулся ближе и «застрочил», как из автомата. Похоже, он только и ждал повода вступить в разговор.
– Два года назад я сбежал из детдома и рванул в столицу. Я неплохо пою – учился. И танцую классно, тоже занимался. Современный танец. Тёрся по Москве, искал себя, парикмахером работал, визажистом. А потом затянуло меня в танцевальное шоу с перевоплощениями.
– Это чё такое? – нахмурился Даня.
– Это когда переодеваешься в какого-нибудь персонажа, танцуешь, поёшь. Сейчас в столице это бомба! Бешеные деньги платят.
– Тебя за это посадили? – спросил Богданович.
– Поверь, братан, – Мамонтов театрально положил ладошку на плечо смотрящему. – Деньги не пахнут, особенно большие. А посадили меня напрасно. Ни за что, практически. Это длинная история, приедем на место – расскажу.
Зыков приуныл. Какой-то банальной показалась ему собственная жизнь. Семнадцать лет на земле, а, в сущности, ничего интересного. Семья обычная, друзья скучные, школа, двор, даже внешность заурядная: осредний рост, непримечательные черты лица. Ладно, хоть в колонию попал.
Машина снизила скорость, дернулась и встала.
– Кажись, приехали, – бодрился Богданович. У Лёхи снова заурчало в животе.
Снаружи автозака происходило какое-то движение, разговоры, лай собак, шипение рации. Кто-то крикнул «выводи!», и охранник махнул ребятам.
*
Первым