Трое мужчин в ледяной снежной долине смотрели на чёрное пятно погасшего костра. Небольшой такой, диаметром с блюдце ореол пепла на сверкающей корочке инея.
Айс пожертвовал для этого слабого костерка только мусор из карманов: чеки, смятые записки, пачку бумажных носовых платков и бездарную книгу молодого автора. В книге начинающий детектив проводил расследование тройного убийства в норвежской деревушке. Вместе с книгой сгорело несколько десятков живописных снежных сцен. И Айс злорадствовал. Хоть так отомстил колючему холоду, вгрызающемуся в спину, сковавшему ноги.
Грач закинул в костёр тридцать тысяч рублей. Это помимо записной книжки. Той самой, содержащей важные наработки по развитию «Флагмана». Тридцать тысяч рублей? Айс задавался вопросом: на кой чёрт было тащить их в прогулку на снегоходе? Три купюры по пять. Три по тысяче. Двадцать по пятьсот. И двадцать по сто. Теперь Айс точно знал шифр смерти: тридцать-три-три-двадцать-двадцать. Новенькие. Только из банка. И зачем только Грачу понадобился такой странный размен? Перед поездкой в глушь, где даже магазинов нет? Одинокий дом из грубого сруба и снежная долина. Это мысль не интриговала, скорее смешила. Айс с трудом сдержал смешок, когда догорела последняя купюра.
Но, забавней всего, пожалуй, вышло со Смехом. Может и правда, смех ближайший брат мудрости. Этот дурачок за чем-то потащил с собой в прогулку на снегоходе паспорт! Паспорт! Нет, ну что он вправду думал, что там, в белоснежной пустыне, ему встретиться полицейский и проверит документы? Хотя, со Смехом, конечно, и такое могло произойти. Паспорт и жалкий, измятый, затёртый по карманам полтинник. Пятьдесят рублей на фоне тридцати тысяч. Полтинник сгорел также быстро, как купюра в пять тысяч. А вот паспорт играл с огнём дольше…
– Гражданин обязан носить при себе паспорт, – бурчал Смех, глядя как язычки пламени страничка за страничкой поглощают его удостоверение личности. В начале, он вырвал пустую страницу и принёс её в жертву огню. Затем вторую. Документ, подтверждающий личность, таял в огне. А вместе с ним таяла и сама личность – Смех переставал существовать для всего цивилизованного мира разом.
Огонь смеялся, подбрасывая язычки пламени. Маленький хохочущий гость, прожорливый бог тепла требовал новых жертв… когда забрал последнее, безразлично пожал плечами и ушел обратно, под землю, в утробу адского пекла, бросив через плечо «до скорого». В напоминание о нём остался чёрный пятачок. И угнетающее ощущение близкой встречи теперь уже на его территории.
Пока костёр ещё не догорел, Смеха можно было поздравлять с новообретённым титулом бомжа. Но когда погас, стало не до шуток.
Небольшой холм позади, который казался спасительной стеной, слабо защищал от ветра. Но сил идти на поиски другого места уже не было. Спорить и что-то доказывать тоже. Пурга обволакивала троицу стенами молочных рек и потихоньку топила самонадеянных искателей приключений.
Соблюдение закона, деньги и всякая дрянь из карманов, не защитили троих бедолаг от подступавшего холода. Еды и воды они тоже с собой не прихватили. Зачем? Пара часов драйва – опробовать новенький снегоход с санями. И на обед. Софи обещала нечто грандиозное.
Софи… Айс представил её у плиты, напевающей что-то до неприличия попсовое. Хотя нет, она уже, наверное, сидит за накрытым столом и с беспокойством вглядывается в метель за окном, в надежде увидеть знакомые силуэты. Успокаивает себя: ребята заигрались. Всего-то заигрались… Мужчины – вечные дети. Увлеклись… А, может быть женское сердце подсказало, и она уже подключила спасателей? Только что они смогут сделать в такую погоду? Когда ты не идёшь, а бороздишь молочные кисели. Даже свет мощного фонаря с вертолёта не пробьёт плотную завесу снега. Об этом лучше не думать. Снег прекратится и их найдут. Отчаяние превращает в павших даже тех, кто в шаге от победы. Пока они ещё живы. Нужно срочно подумать о чём-то согревающем.
Пурга уляжется. Нас найдут. Спасут, – шептал утешительный голос. Один на троих, как будто эхом дублировался в головах друзей. Гнусавый голос утешительной надежды. Манкий обман.
И Айс представил себе Софи за большим дубовым столом. От глиняной посуды густой дымкой поднимается смесь терпких ароматов. Айс прикрыл глаза. Положить руки на обжигающую глину и поглубже вдохнуть аромат. Тепло от возникающей в воображении еды растекалось по телу. Айс старался не терять концентрацию. Он воровал тепло из фантазии и воспоминаний, создавая противовес холоду. Горячее… горячее… её горячее тело. От ароматов стола Айса резко окунуло в запах её тела. В воспоминание о той, самой первой близости. Оно часто подступало неожиданно, выбрасывая Айса из реальности.
В глазах загорчило. Меж закрытых век выступила слеза и покатилась по щеке вниз… не успела упасть, обратилась хрустальной крошкой у подбородка. Веки слиплись. Вот так бы и оставаться. Не видеть белоснежной пелены. Замереть в чёрном, ночном воспоминании и слушать дыхание Софи.
Конечно ты рядом с ней, а не в белой пелене. Когда перед глазами темнота – можно выбирать, где ты и с кем. Блажь не расколется о жестокую картину реальности.
Грач