Зона отчуждения. Вера Орловская

самоубийство атаковать силы батальона пятеркой бойцов». Для них это было непостижимо. А вот отец бы понял, – думал Николай, но он бы никогда не понял того, как могло случится сейчас: по его земле – по его Украине ходят фашисты, словно, вышедшие из-под земли жуткие тени тех, от которых он очищал свою страну. И как Николай мог ему это объяснить? Как вообще можно это объяснить? Перед глазами проплыли лица мамы, отца, бабушек, ему казалось, что они смотрят на него, как будто хотят о чем-то спросить, и он знал о чем, и от этого ему стало так страшно, как в детстве, когда родители думали, что он уснул, и уходили к соседям поиграть в лото или посмотреть телевизор, а он оставался один в темноте. Во тьме. Я и сейчас во тьме, – говорил он себе, – я и сейчас один…

      Николай не знал своего деда: родился слишком поздно, только от матери слышал о нем, что боялись его все домашние – в кулаке держал, хозяин… Она у них жила, когда отец на фронт уехал. Невестка все же. Так свекор, хоть и старый и хворый, а со скамеечкой маленькой следом ходил: она корову доить, а он сядет и смотрит – правильно ли делает. Она – грядку копать, и он следом в сад плетется. Свекровь не обижала ее: поспать давала. Он кричит ей: «Что это она спит у тебя, как барыня?», а она: «Так молодая еще – пусть чуток поспит еще, сон сладок в ее года». Потому жалела, что сама к себе той жалости не имела и не помнила, как рабыня перед мужем была. В маминой семье совсем другие правила были. Дед мой, с ее стороны, на 10 лет старше бабушки был, и замуж она вышла за него – за вдовца с шестью детьми и еще своя маленькая (от первого мужа, что в Первую Мировую погиб). Так дедушка жалел ее, по хозяйству помогал, что в селе вообще странным считалось. Она сама мне рассказывала, какой хороший и заботливый был: «Почистит в хлеву, даже вымя корове помоет и скамеечку поставит, я приду, и только подоить останется, потому что корова мои руки знала…». Но и этого деда я не знал. А свекровь свою – бабушку мою, значит, мама даже жалела, видела, как та деда боится. Заслышит лошадь, телега заскрипит у двора: она навстречу бежит, стоит рядом – приказаний ждет. Ноги ему мыла, разве что воду только из под них не пила… Зато Николай хорошо помнил обеих бабушек, и был ими залюблен и заласкан в детстве, когда приезжал в село на летние каникулы из города (тогда они уже переехали в другой город, отец закончил институт в 40 лет, и дальше его жизнь круто поменялась). Бабушка Шура очень любила кино, это он запомнил. Привезут всех баб с поля, а возили на грузовиках открытых по грунтовой проселочной дороге, на них так трясло, что душу вытрясет, пока доедешь (он сам катался на таком грузовике), так вот, бабушка домой прибежит (все бегом она ходила как-то), в корыте руки, ноги помоет, платье другое наденет и – в клуб в кино. Фильмы привозили из города, все ждали, когда приедет «бобик» (странно так называлась эта машина – вроде клички собачьей). Ни одну картину бабушка не пропускала. Иногда Коля ходил в кино вместе с ней, но ребята смеялись, что с бабкой ходит, они как-то раньше его выросли: с девчонками уже гуляли, а ему не нравились здешние