1.
Самолет лег на левое крыло, зачерпнув добрую горсть мясистых облаков. Сквозь белую пелену стал проступать солнечный день, и в иллюминаторе оказался огромный котлован заснеженного карьера, к которому самолет стремительно приближался, совершенно не боясь задеть крылом извилистый серпантин, заполонивший собой все вокруг.
От крутого виража у Игоря захватило дыхание, живот резко похолодел от истинного понимания высоты, усугубляющегося стремительным развитием мысли о ничтожности этой трясущейся коробки, так безответственно теряющей высоту. Самолет выровнялся и снова врезался в густоту облаков, продолжая быстро снижаться. Вот уже подернулась нижняя поволока, и показалась наскоро очищенная полоса. Садимся. Самолет дернуло в сторону при касании, Игорь вцепился руками в подлокотники, ожидая резкого ухода в сторону или удара, но самолет упрямо выравнивался резкими толчками, заныло шасси слева.
Пассажиры рядом даже не повели бровью, продолжая свое тупое копание в огромных смартфонах, с трудом помещавшихся в маленьких ручках коренного населении. Проснулся малыш сзади, возвещая своим ревом окончание полета, его поддержали еще пара недовольных голосов, требовавших внимания от своих мам, безразлично глядевших в сторону.
Самолет вырулил с единственной полосы и встал рядом с одноэтажным зданием северного аэропорта. Они задержались на два часа, ожидая разрешения от аэропорта.
– Так вот только и прояснилось, – объясняла стюардесса, провожая недовольно бурчавших пассажиров. – Доброго вам пути.
– Спасибо, – поблагодарил Игорь, когда она с несвойственной ее тонкой фигуре ловкостью вытащила его набитый рюкзак из служебного шкафа.
Она улыбнулась ему в ответ, слегка сощурившись, открывая взору подлые морщинки уже начавшей стареть женщины. Он замялся и, неожиданно для себя, спросил.
– А через месяц Вы будете?
– Через месяц, – она задумалась. – Нет, меня переводят на другой рейс. Они нас тасуют периодически, чтобы не скучали.
Она засмеялась тихим, легким смехом, игриво посматривая на его давно небритое, уставшее лицо.
– Не беспокойтесь, с нашими девчонками не пропадете, – улыбаясь, она кивнула ему на выход.
Внизу уже собралась целая очередь на получение багажа, выдававшегося прямо с борта самолета. Игорь спустился на землю, с головой погрузившись в морозную свежесть запоздалого дня, набираясь сил после душного салона самолета и бессонной ночи. Где-то там, в глубине багажного отделения, стоял его тяжелый чемодан, рюкзак, забитый запчастями и тяжелым ноутом, безжалостно оттягивал плечи.
Впереди открылись зеленые ворота, и несколько блестящих Prado влетело на аэродром, бесцеремонно закрывая часть дороги. Они приехали за директорами фабрики, Игорь подметил их еще во время ожидания вылета. По странному стечению обстоятельств, он не был склонен к построению теорий заговора, но получалось так, что самолет вылетел только после их появления на борту.
Он подошел поближе к самолету, ожидая своей очереди на выдачу. Собственно его чемодан уже выгрузили на снежное поле, но расталкивать людей, не хотелось, торопиться было некуда. Прадики, забрав ценный груз, так же резко дернулись с места, обдав зазевавшихся мужчин снежной пылью.
– Я тебе говорю, сам посмотри! – возмущался крупнолицый мужчина в замасленной спецовке, указывая пальцем на левую стойку шасси. – Заказывай. Это тебе не АН-ка. В Край вернешься, ставь на ремонт.
– Да понял я, – нервно сплевывая, курил рядом мужчина в темно синем пальто и летной фуражке. – Достала меня эта французская хрень. Ну не для Севера это!
– Спасибо, что хоть это есть, – вздохнул крупнолицый мужчина. – Ладно, зайдешь?
– Да, рейс сдам. Сейчас приборку начнем и забегу.
Игорь с интересом со стороны разглядывал левую стойку шасси, но поймав неодобрительный взгляд пилота, поспешил забрать свой чемодан. Последние пассажиры уже приближались к зеленым воротам, он поспешил на выход.
Северный город, проносившийся за окнами фабричного автобуса, был нов и, в то же время, не отличим от подобных ему городов и поселений, с невысокими домами с большим первым этажом, опасно утыканными на склонах бесконечных оврагов. Узкие, покрытые толстым слоем снега дороги, не имеющие ни начала, ни конца, резко уходящие в сторону и вновь растекающиеся по равнине, как успокоенная горная река. Все было как всегда, но чувствовался иной дух города, застрявшего между рудниками и промысловым бытом. С блестящими праворульными «японцами» последних годов выпуска и со связками шкур, небрежно брошенных на забор или шаткие стропила у дома, заделанного неестественно белыми рамами стеклопакетов.
Не тормозя, автобус резко ушел влево, взлетая на гору, и выскочил из города, оставляя за спиной яркое солнце и манящие клубы пара от домов. Дорога приветствовала пассажиров чередой ударов в спину, водитель, подпрыгивая на месте от бесконечных ям, не сбавлял хода, летя