– Ась?
– Твою ж..! А ну, иди сюда!
– Чё там?
– Иди сюда, кому говорю!
Из-за пыльного фикуса появилась Эмма Лисицкая и пошкрябала балетками со стоптанными задниками в сторону источника недовольного голоса. Она шла к шкафу, медленно огибая углы рабочих столов, виртуозно воткнутых в маленькое пространство комнаты так, что неподготовленному человеку пройти между ними было бы крайне проблематично.
За шкафом Эмму Лисицкую поджидала Сабрина Иосифовна, главный бухгалтер, которой за неимением отдельного кабинета было организовано зашкафное рабочее пространство. Сабрина Иосифовна выкатила на Эмму большие черные выразительные глаза с щедрым слоем туши.
– Ты откуда эти цифры взяла?
Вместо ответа Эмма долго и шумно вздохнула.
– Сижу тут, голову ломаю… ничего не пойму!
Эмма закусила губу и пожала плечами, разглядывая обшарпанный плинтус.
– Некогда мне твои ребусы разгадывать, иди и переделывай! – строго сказала Сабрина Иосифовна, возвращая отчёт.
Эмма пошкрябала обратно за фикус.
С очередным вздохом она протиснулась между своим рабочим столом и стулом и погрузилась в лицезрение весны за окном.
Какое-то время в кабинете был слышен только стук пальцев по клавиатурам и калькуляторам.
Кроме Сабрины Иосифовны и Эммы в кабинете было ещё трое. Слева через фикус от Эммы сидела готическая красавица Маринка, молодая и уже обремененная семейным опытом замороченная Веруся, а так же древняя, как римский акведук Елизавета Христофоровна. Маринка была племянницей главного бухгалтера, но фактом этим не пользовалась, чем вызывала уважение окружающих.
Эмма все-таки оторвала взгляд от окна и посмотрела на отчёт.
Некоторые цифры в нем и правда были странные.
Откуда она их взяла? Да фиг его знает… Проверяла же всё… Или не проверяла?
Веруся тихо окликнула Эмму, делая большие глаза со знаком вопроса:
– Что там? Ругалась?
Эмма молча кивнула.
– А что не так? – лицо Веруси выражало полнейшее сострадание и участие.
Эмма пожала плечами:
– Не знаю!
Потом махнула рукой, успокаивая впечатлительную Верусю.
– Разберусь! Я вчера с ним весь день ковырялась, может формулу не туда вбила.
Эмма начала искать в компьютере файлы с отчетами. Вскоре поймала себя на том, что просто бессмысленно щелкает мышкой.
Работа не клеилась…
Так…
Эмма сделала голос погромче, взывая к шкафу:
– Сабрина Иосифовна!
– Ай?
– А у нас в архиве опять мыши… Я видела вчера. Две!
– …от же заразы!
Вдруг вскрикнула Веруся:
– Ай, шоколадку погрызла!
Она брезгливо держала двумя пальцами плитку шоколада, один угол которой отсутствовал. Все говорило о том, что он был съеден мышью – маленькой, серой, и, возможно, имеющей букет острых и хронических заболеваний.
Веруся выбросила шоколадку в мусорное ведро.
– Я в архив не пойду! – заявила Маринка.
Ещё утром Сабрина Иосифовна дала поручение найти кое-какие документы в архиве, но Маринка как могла оттягивала этот момент.
– Мари-и-и-н-а-а-а! – из-за шкафа донёсся елейный голос.
– Нет! – отрезала Марина. – У нас, оказывается, ещё и в кабинете мыши! Я вообще сейчас уволюсь!
– Вот-вот, – ворчала Елизавета Христофоровна. – Антисанитария одна! Травить их надо! Травить!
Она медленно, как в слоу-мо, опускала печать на пропитанную чернилами подушечку, а потом, тщательно целясь, шлепала печатью на документы.
– Хочешь, я схожу? – предложила Эмма Маринке. – Напиши, что надо найти.
Получив от Маринки записку, Эмма крикнула за шкаф:
– Я в архив!
И не дожидаясь реакции Сабрины Иосифовны, быстро закрыла за собой дверь кабинета.
***
В архиве словно шло какое-то свое архивное время – минуты ползли медленнее, чем обычно, приглушённые голоса в кабинетах за стенами навевали сон, чему так же способствовал неяркий свет одинокой расписанной мухами лампочки без плафона, висящей на проводе под высоким потолком.
Контора, в которой работала Эмма, занимала вековое здание, небольшой особняк начала двадцатого века. Былое его великолепие за многие годы ремонтов, реконструкций и прочих улучшений, уже почти сошло на нет, но вот архив ремонтами не баловали, сохранив кроме запаха пыли, мышей и лежалой бумаги ещё и неповторимый дух старины. Эта комната с огромными арочными окнами, невесть когда заколоченными, зашитыми фанерой, дверной проем такой высоты, что в него, вероятно, полагалось входить верхом на коне… Эмма любила приходить сюда, даже когда в этом не