Записки сумасшедшей. Светлана Юрьевна Чумак

почувствовала внутри такую силу, все, что копилось в ней так долго, готово было вырваться наружу.

      –Хочу, чтоб он понял и почувствовал то, что чувствовала я все эти годы! Мышонок готов!

      Мужчина улыбнулся и отошёл, уступая дорогу Еве.

      Виктор увидел, как в глазах Евы загорелся огонь, она улыбнулась одним уголком рта и произнесла

      –Ну что зая, поиграем?

      Мэт и Прон стояли за дверью. Мэт кусал губы. Из-за двери доносились звуки мычания, шлепки полотенца об тело и крики бесновавшийся Евы.

      – Это нормально, что она так кричит?

      –Да, ей необходимо выплеснуть всю злобу, если она это не сделает, она не освободится. Не переживай, привыкнуть к этому невозможно, проживаешь за них всю их боль, но вскоре тебе станет чуть легче.

      Через какое-то время удары закончились, были слышны всхлипывание, еще через время все затихло.

      –Вот теперь, пора.

      Мужчина зашёл обратно в номер. Ева сидела на полу, лицо было мокрое от пота и от слез. Волосы разбросаны по плечам и лицу. Дышала она ровно. Она была спокойна. Теперь спокойна. Стул Виктора был перевернут, он валялся на полу и был, кажется, без сознания. Ева все еще сжимала полотенце в руке. Ногти впивались в ладошку, костяшки побелели. Прон сел рядом с Евой.

      – Запомни две вещи, с этого дня никто не запретит тебе жить. Живи свободно, наслаждайся ветром, солнцем и слонами. С этого дня ты вышла из норки, в огромный мир, мышонок достоин счастья. И еще кое-что, запоминай – 4037.

      Все потемнело.

      Окончательно в себя Ева пришла в больнице. Врачи сказали, что на их машину обрушились камни со скалы. Они ехали по дороге, и верхняя часть утёса, который они проезжали, обвалилась, т к Виктор был за рулём со стороны утёса, его сильно придавило, он был жив, но камни повредили спинной позвоночник. Виктор стал овощем. Он был жив, но не ходить, не говорить он не будет больше никогда. Камни придавили в большей степени именно сторону Виктора.Ева вскоре восстановилась, удары, и переломы не могли ее сломать.