Но мама их, похоже, не заметила. Для женщин её возраста чужих подростков, можно сказать, не существует.
– В этой школе ты будешь учиться, ― сказала она маленькому Максиму. Лестат ещё не очень понимал, что это значит. Он ещё раз посмотрел на здание, двор, людей по дворе и понял, что от этого места не стоит ждать ничего хорошего.
Потом они очутились с другой стороны, в фойе. Огромные окна были на удивление тусклыми, так что в фойе царили вечные сумерки.
Там мама долго говорила с какой-то тётей, которую Максим больше никогда в жизни не видел. Тётя внушала тревогу. Наконец, всё было решено, и уже осенью маленький Максим стоял с тяжеленным букетом на торжественной линейке и прикидывал, куда этот букет как можно незаметнее засунуть.
Очень скоро все три этажа школы, вместе со столовой и спортивным залом, стали знакомыми и неинтересными.
Каждое утро он тащился туда всё теми же осточертевшими дворами и прекрасно знал, что с этим ничего не поделаешь. Город стоял на окраине культурного прогресса, в нём не было ни пабов, ни клубов специально для готов. Даже тусовочных кладбищ решительно не хватало. А вот школ было полно. И даже если эта сгорит, уцелевших учеников всё равно распихают по соседям.
В тот день, когда случилась битва против сил зла, Максиму было уже лет четырнадцать и он учился во вторую смену. Стояла угрюмая поздняя осень, обглоданные деревья тянули голые ветви к асфальтово-серому небу.
Он и ещё двое из его класса в тот раз задержались в школе. Никто так и не смог вспомнить причину ― возможно потому, что её не было.
Но вот, наконец, все решили идти по домам. Но когда они уже выходили в тот самый подводный холл, Лестат вдруг ощутил позывы и побежал обратно в глубины школы. Сети фастфуда тогда ещё не проникли в нашу страну, поэтому с бесплатными туалетами было туго даже на главном проспекте.
А когда Максим сделал своё дело и вернулся, оказалось, что Чорба и Иванченко уже стоят снаружи, перед ступенями парадного входа, а старушка-техничка в синем халате запирает двери школы, попутно отчитывая запоздалых учеников:
– И не просите, и не говорите, что «вам сейчас нужно» и «вам разрешили». Школа закрывается, больше я вас не пущу. Приходите завтра, как все, на уроки. А сегодня всё, никого не пущу, и не уговаривайте. Не будь я Камилла Владовна!
– Да нам и не надо, ― оскалился Чорба.
– И вот не пущу! Не пущу! Даже и не мечтайте!
Запертый в школе Максим тут же приник к стёклам-витринам главного фойе и принялся корчить различные рожи. Старая техничка его не замечала и продолжала греметь ключами. Так что рожи получались особенно уморительными. Чорба и Иванченко так и покатывались со смеху.
– Нечего ржать! ― крикнула техничка. ― Сказала не пущу ― значит, не пущу!
– Ну ладно, ладно, ― давясь от смеха, произнёс Чорба, и они вместе с Иванченко пошли по домам, куда-то в сторону областного психдиспансера.
А Лестат остался. Лишившийся аудитории, он отошёл в глубины фойе и задумался: что бы такое хорошее сделать, чтобы всем плохо стало?
Ещё ни разу в жизни его, совсем одного, не запирали в школе. И в этом новом опыте был свой прикол.
Из фойе он ушёл сразу ― слишком сильно пахло от этого места неприятными воспоминаниями. Даже не задумываясь над маршрутом, он свернул в светлый, как детство, коридор первого этажа, где учились младшие классы. Раскинул руки и побежал, гудя, как самолёт. Сейчас, наедине с громадиной школы, он снова был готов подурачиться.
На крейсерской скорости Лестат свернул к столовой, бросил взгляд на дверь туалета, который покинул пять минут назад, и вбежал в столовую.
В огромной столовой было неестественно пусто. Столы вымыты, раздаточные окошки закрыты щитами, дверь чёрного хода заперта.
От этой неестественно пустой тишины Лестату вдруг стало не по себе. И он зашагал обратно, придумывая, какое ещё найти себе развлечение. Он пока не знал, как отсюда выберется, но утешал себя тем, что ему пока и не хочется выбираться.
Максим уже подходил к концу коридора, когда вдруг услышал хлопанье дверью и шаги. Кто-то открыл дверь запасного входа, что вела в тот самый асфальтовый двор с железными скелетами футбольных ворот.
И это, конечно же, был непорядок. Школа закрыта, Лестат здесь один. Кому это может быть непонятно?
Лестат подкрадывался всё ближе к повороту в сторону лестницы чёрного хода и с каждым шагом ощущал всё большую жуть. Дело в том, что именно там, между коридором первых классов и фойе, располагалось самое жуткое место во всей школе ― чёрная железная клетка гардеробной, всегда покрытая зловещим полумраком. Даже совсем маленькие дети чувствовали исходящую от этого места жуть. И каждый раз, когда их проводили строем мимо этого места, начинали ухать, словно маленькие совята.
Лестат осторожно прокрался к пустому гардеробу и посмотрел в сторону лестницы.