Незаурядное продолжение вампирской классики.
Бережная дань памяти наследию Стокера, обязательное чтение для всех поклонников Дракулы.
В романе Стокера читателей покоряла сверхъестественная атмосфера и мастерское нагнетание напряжения. Барнс же умудряется как минимум все это не растерять и даже дополнить.
Шедевр современной готики. История настолько увлекательная, будто ее написал сам Брэм Стокер.
Выдающееся продолжение бессмертной во всех смыслах классики, не менее чувственное, атмосферное и ужасающее.
Посвящается Хизер
Месть моя только начинается! И будет продолжаться многие века, время работает на меня[1].
Предисловие составителя
Первые двенадцать лет своей жизни я пребывал в практически полном неведении относительно событий, непосредственно предшествовавших моему рождению. Хотя детство мое было преимущественно счастливым, над ним постоянно витала гигантская незримая тень некоего прошлого, детали и подробности которого от меня тщательно скрывались.
Нижеследующие документальные свидетельства ясно отражают болезненный процесс установления правды и воссоздают поистине кошмарную историю, которую многие мои близкие долго считали навек погребенной в прошлом. Вероятно, скептики скажут, что иные из странных событий и фактов, описанных в данном собрании дневниковых записей, газетных вырезок, телеграмм и писем, противоречат научному знанию двадцатого века.
Вы можете также задаться вопросом, почему вдруг я решил, что именно сейчас, спустя десять с лишним лет, самое время подготовить эти материалы к публикации. Пока достаточно будет сказать, что с недавних пор я, вопреки всякой надежде и здравому смыслу, все сильнее убеждаюсь: призрак, столь долго преследовавший мою семью, в том или ином обличье обретается среди нас и сейчас, когда вся Европа вопиет от боли и горя.
Лейтенант Квинси Харкер
Дувр. 13 октября 1914 г.
Пролог
6 ноября 1903 г. Много лет минуло с тех пор, как у меня в последний раз возникло желание поднести перо к странице этого скромного дневника. Отчасти такое небрежение объясняется эйфорическим счастьем, неотступно владевшим мною все годы, пока наша маленькая семья – Джонатан, Квинси и я – росла и процветала. Хлопотные обязанности жены и матери естественным образом препятствовали мне писать каждый день.
Однако есть и другая, более основательная причина моего долгого молчания: само ведение дневника стало у меня связываться исключительно с трагическими событиями, постигшими нас десять с лишним лет назад, – страшными событиями, что забрали у нас наших дорогих друзей, Люси Вестенра и отважного американца, в честь которого назван наш сын, и свели нас с безжалостным существом, чье имя я никогда не упомяну здесь.
Очень долго я гнала прочь всякие воспоминания о тех ужасных месяцах. Я знаю, Джонатан полностью разделяет мои чувства, хотя мы с ним редко говорим об этом – по крайней мере с тех пор, как наш сын вышел из младенчества. Очень долго мы предпочитали жить только настоящим и смотреть в будущее, говорить о солнечном лете, а не о суровой зиме.
Однако так же, как нельзя остановить поступь времен года, нельзя и навсегда сохранить в тайне нашу историю. Боюсь, вернуться к дневнику меня заставила трагедия – трагедия, случившаяся всего пару часов назад, в самом конце вечера, который должен был ознаменоваться лишь всеобщим хорошим настроением: щедрым весельем и тихой радостью. Печальный смысл моих слов станет понятен в самом скором времени.
День наш начался наиприятнейшим образом. Поскольку нынче день рождения Квинси, мы с самого утра осыпали его всевозможными знаками любви и нежности. Хотя наш мальчик вступает в трудный возраст между детством и зрелостью, все же он пока еще достаточно юн, чтобы наслаждаться подобным вниманием к своей персоне. Наше счастье, что сейчас короткие осенние каникулы и он с нами. Я грущу о нашей с ним скорой разлуке, а Джонатан (без особой убежденности, впрочем) упрекает меня в излишней чувствительности.
Ближе к вечеру мы трое отправились на долгую извилистую прогулку по окрестностям деревни[2], ставшей нашим домом. Мы с Джонатаном радовались возможности подышать свежим воздухом и размять ноги, а Квинси, необычный во всех своих проявлениях и ко всему чуткий, казалось, был вдохновлен красотами пейзажа, известная дикость которого находит отзыв в его пылкой душе, унаследованной, вне сомнения, от родителей. При всей нашей внешней респектабельности в нас живет богемный дух, отличающий нас от большинства наших друзей и знакомых.
Мы шли тенистыми тропами, пересекали журчащие ручьи, огибали фермерские поля и неспешно проходили через рощицы