– Отходит, – акустик произнес это, едва шевеля губами, но никто и не подумал переспросить. Где-то там, наверху, кто-то ровно так же держался за наушники, ловя каждый приходящий из глубины шёпот. – Разворачивается…
– Командир?
Молодой офицер стащил пилотку, провел рукой по макушке, словно пытаясь хоть немного пригладить короткий форменный ёжик.
– Малый вперед, руль право двадцать. Отойдем и попробуем всплыть под перис… – он осекся, не договорив, потому что все в отсеке услышали новый звук, едва ли не самый страшный на свете – резкий, отрывистый импульс гидролокатора. И почти сразу за ним – глухие тяжелые удары о воду. Этот звук опередил погружающиеся бомбы, но совсем ненамного. А потом стало темно…
Фон Хартманн, хмурясь, смотрел, как понурые курсанты один за другим выбираются из люка тренажера. Когда его только монтировали, кто-то предлагал подвести среди многочисленных фальшивых труб пяток настоящих, с холодной водичкой, чтобы в нужный момент добавить правильных ощущений. Жаль, техники отпинались: мол, у нас там электроприборы, вам развлечение, а нам после каждого такого дождика паять не перепаять. Но в целом и так неплохо получилось.
Последним, как положено, вылез «командир», он же староста класса, имевший самый унылый и помятый вид. Но – пока еще живой, хотя только что постарался этот факт исправить.
– Лейтенант флота Такахаси!
Парень затравленно глянул на преподавателя и попытался хотя бы расправить плечи.
– Вы хоть поняли, в чем была ваша ошибка?!
– Так точно, фрегат-капитан.
– Излагайте…
– Не уделил внимания первоначальному докладу акустика о сдвоенной цели… – уставясь на «волнистый» паркет, принялся перечислять незадачливый «командир», и лейтенант совершенно по-мальчишески шмыгнул носом, – не выждал.
– Положим, выждать бы у вас вряд ли получилось, – усмехнулся фон Хартманн. – Вы на сегодня последняя группа, так сидеть пришлось бы до-олго. Я человек одинокий, дома меня даже кошка не ждет…
– Неужели до утра бы сидели, Ярослав Ахмедович? – не выдержал кто-то из остававшихся снаружи. – Виноват, фрегат-капитан…
– До утра, – фон Хартманн оглянулся на бронзовые часы над входом, – вас точно не хватило бы.
Говорить, сколько именно курсантам пришлось бы сидеть в тренажере, он все же не стал. Хотя внутри не было часов и все свои перед «погружением» испытуемым полагалось сложить в отдельный ящик, но… понятное дело, правила существуют затем, чтобы их пытались нарушить. Не тюремщиков же вызывать для обыска, чтобы светили фонариком в рот и другие места, куда солнце не заглядывает.
– Данный тактический прием, – подойдя к доске, Ярослав изобразил два расходящихся сторожевика и напротив них силуэт субмарины, – у нас получил название «атака с подкрадыванием». Один корабль старается удерживать постоянный контакт с подлодкой и передает данные о её месте на второй. А тот на малом ходу выходит на позицию для атаки. А дальше, – фон Хартманн кивнул на тренажер, – вы сами все видели. Субмарина подход второго корабля не слышит, начать маневр уклонения не успевает. В последний момент импульсом гидролокатора уточняют позицию и накрывают серией глубинных бомб. Простая и очень эффективная схема.
Ярослав замолчал, обводя взглядом притихших курсантов.
– Мы узнали о ней четыре месяца назад, когда Е-275 после такой атаки смогла всплыть и вернуться. Теперь о ней знаете и вы. На сегодня всё, свободны.
Он держался, пока за последним из учеников не захлопнулась дверь. Потом опустился – да что там, рухнул как мешок – на стул у стены, словно из надутого манекена в офицерской форме кто-то резко выпустил воздух. Вновь оглянувшись на дверь, вытащил из нагрудного кармана плоскую фляжку. С утра она была залита «под пробку», сейчас в ней оставалась примерно четверть, и этот остаток он влил в себя за пару глотков. Стало чуть легче… но всего лишь чуть, и даже удар с размаху обоими кулаками по столешнице не принес облегчения.
– Вот дерьмо, а…
Отвечать было некому – только с официального портрета сбоку от доски на происходящее укоризненно взирал адмирал Борщаго. Но старик этим занимался уже лет семьдесят, вне зависимости от происходящего в помещении. Даже когда в нем уже никого не оставалось и свет выключили.
На улице, впрочем, тоже было темно. Вечер пятницы, время «добровольной помощи воинам империи», то есть плановое отключение невоенных потребителей. Вдоль аллеи светила лишь каждая пятая лампочка, да и та желто, вполнакала – отражающаяся в лужах сквозь разрывы туч луна казалась куда ярче.
Собственно, видно было по большей части эти самые лужи – разбросанные по асфальту блестящие кляксы с черными точками опавших листьев. Ступив на одно из этих пятен, фон Хартманн запоздало вспомнил, что на правом башмаке уже неделю как разошелся шов. Надо бы отнести сапожнику, работы всего