Мой друг и коллега Слава устал слушать мое нытье – мы тогда вместе работали в редакции журнала MAXIM, и прятаться в мужском туалете дольше пары часов Славе было неудобно. Славе не оставалось ничего другого, как меня поддержать. Он и поддержал – прислал заметку, посвященную исследованию специалистов из Центра экономики и статистики во Франции.
Специалисты выяснили, что пик человеческого мозга приходится на 35 лет. Заметку Слава сопроводил комментарием: «Да, может быть, тебя никто не любит и не уважает… Зато смотри, скоро ты вступишь в расцвет своей мозговой деятельности!»
Так родилось название этой книги. Содержание же ее родилось без особой причины и в разные годы. Поэтому я не отвечаю за качество глав, написанных не в 35 лет, а в 34, когда мой мозг был не на пике, и в 36, когда мой мозг начал увядать, подобно прекрасной розе.
Височная доля мозга
(лат. lobus temporalis)
Образование коры больших полушарий, отделенное латеральной бороздой головного мозга от теменной и лобной долей. Отвечает за слуховую информацию, способствует пониманию языка. В этой части книги собраны истории про музыку, слова и разговоры.
Штраус и я
Одним холодным апрельским днем я попала в полупустой зал Мариинского театра. Давали «Женщину без тени» Рихарда Штрауса – оперу с барочными формами в самом тяжелом смысле слова «барочными». При этом давали, как часто бывает в современном мире, в современной постановке. То есть на сцене было минимум декораций, а те, которые были, отличались вызывающей неказистостью.
Так, всю заднюю часть сцены (арьерсцену, если мне не изменяет интернет) занимали поставленные друг на друга старые стиральные машинки. Они указывали на профессиональную принадлежность одного из героев – красильщика тканей. Из-за левого занавеса на сцену выглядывал нос обшарпанного автомобиля. Создавалось впечатление, что участник кордебалета так спешил на работу, что не справился с управлением.
К середине первого действия красильщик тканей начал собираться на рынок. Он сообщил жене, что пойдет пешком. Как принято в опере, сделал он это небыстро. Минут пятнадцать пел: «Пойду пешком, поберегу осла!» Жена красильщика не ускоряла процесс, вторила: «Иди пешком, побереги осла!» Наконец, оба укрепились в мысли, что красильщик пойдет пешком и тем самым побережет осла. И тут красильщик сел в машину, припаркованную на сцене, и уехал. Да, постановка была современной, но оригинальное либретто никто не отменял.
Я честно досидела до конца оперы. Чтобы вы понимали всю глубину моего зрительского подвига, спешу сообщить, что опера длилась около пяти часов и ни один буфет Мариинки в тот день не подавал алкоголь. Никакой. То есть совсем никакой: когда я заказала чай и выразительно подмигнула буфетчице, она, хоть и подмигнула в ответ, всего лишь налила мне чай покрепче.
Это была моя последняя на долгие годы попытка раскрыть собственные оперные чакры. Я не могла больше врать себе. Многочасовые посиделки в зале, забитом прекрасными одухотворенными женщинами в районе 60-ти, которые восхищенно внимают ариям толстых теноров в костюмах героев-любовников, не для меня.
В свою защиту могу сказать, что честно пыталась. В районе лет эдак 25-ти, во время первого замужества. Видимо, в голове у меня был некий образ правильной взрослой замужней женщины, и этот образ почему-то включал любовь к опере. Балет я отбросила сразу, балет для слабаков; только опера, только хардкор.
И вот мы с первым мужем начали наше оперное паломничество. Верди, Пуччини, Бизе. То есть, говоря языком истинных любителей оперы, легкая опера, практически попса. Я пыталась приучить уши к чему-то более серьезному, тому же Штраусу, но увы. Меня по-прежнему тянуло пуститься в пляс – метафорический, разумеется, в театре не приветствуют танцующих зрителей – лишь при звуках одной оперы. Но признаться, что ты любишь «Кармен», все равно что расписаться в своем оперном невежестве. Эту оперу сочли пошлой во время ее премьеры в 1875 году, да и в наши дни среди истинных ценителей жанра она заслуживает лишь снисходительные улыбки. Всемирная популярность «Кармен» не идет на пользу ее репутации: ведь как что-то настолько популярное может быть по-настоящему прекрасным. В конце концов, опера была придумана не для того, чтобы получать удовольствие, а для того, чтобы страдать.
Нужно отдать должное бывшему мужу: он полностью поддерживал мое стремление духовно обогащаться и старательно гнал со своего лица выражение паники, когда я сообщала, что приобрела очередные билеты в Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко. Отличный театр, надо сказать. Да-да, тот самый, на Большой Дмитровке, напротив отдела по борьбе с тавтологией под названием «Совет Федерации федерального собрания Российской Федерации».
И вот мы надевали самую приличную из имеющейся у нас одежду, подобно утопающим, хватали друг друга под руки и к 19:00 уже мусолили программки. У бывшего мужа случались срывы. Так, он заснул ближе к концу «Лючии ди Ламмермур» Гаэтано Доницетти. Пропустил