– Такая посещаемость не может не радовать. Это закономерно: на дворе, – академик махнул рукой в сторону, будто там, за стеной, и располагался этот общеизвестный двор, – двадцать второй век – чем еще заниматься, как не наукой?! Мы больше не боремся с природой. Исчезли противоречия рас, культур и наций, меж людьми утвердилось равенство. Последнее, чего не хватает, – так это подтверждения, что наш разум не одинок во Вселенной.
Борис Геннадиевич повернулся спиной к аудитории, поднял обе руки и короткими и точными движениями пальцев набросал прямо в воздухе перед собой несколько предложений. Буквы повисли в пространстве голографической «доски», отсвечивая холодным голубым цветом:
Должно прийти время, когда средняя степень развития человечества окажется достаточной для посещения нас небесными жителями… Не пойдем же мы в гости к волкам, ядовитым змеям или гориллам. Мы их только убиваем. Совершенные же животные небес не хотят то же делать с нами.
Академик резко развернулся, отчего полы его безукоризненно белого халата взметнулись и опали, будто мах крыльев.
Зал был погружен в темноту, за исключением сцены, где яркий свет выхватывал и выделял фигуру преподавателя, придавая его приятному лицу какое-то дополнительное благородство и подчеркивая одновременно впадины щек и чеканные надбровные дуги, нос и подбородок.
Лектор снова заговорил. Речь его была негромкой, но четкой и внятной, отчего каждое слово было различимо даже на галерке. Тембр голоса прославленного академика – лирический баритон – заставлял трепетать тайные струны женских студенческих душ несмотря на то, что смысл речи преподавателя был сугубо научным.
– Слова, которые я изобразил на доске, будут эпиграфом к нашей сегодняшней беседе. Их один из величайших провидцев в земной истории написал в начале далекого двадцатого столетия в своей статье «Планеты заселены живыми существами». Кто назовет имя этого предсказателя?
Десятки точек засветились оранжевым на схеме мест лектория: это умники и всезнайки из числа студентов сигнализировали преподавателю, что знают ответ и готовы выступить впереди своих товарищей. Борис Геннадиевич коснулся огонька наугад. Овальный круг света выхватил из полумрака аудитории миловидную блондинку в красном. Щеки девушки зарделись от смущения, почти повторив тон блузы, тем не менее она звонко и уверенно произнесла:
– Рита Сапфо, колумбийская секция. Константин Эдуардович Циолковский!
Как только девушка назвалась, сидевший рядом слушатель резко повернулся к ней всем телом, ткнул в соседку указательным пальцем правой руки, а левую зарыл в собственной шевелюре, всей своей позой и взглядом широко распахнутых огромных глаз гротескно демонстрируя изумление. Вышло так, будто имя студентки прозвучало как ответ на вопрос академика. По залу прокатился хохоток: ИИ[1]аудитории вывел на экран позади лектора изображение Маргариты, а заодно и ее ближайших соседей «по парте», в высочайшей четкости, так что было отчетливо видно даже то, как при каждом слове студентки немножко вздрагивает ее аккуратный носик. Смеялись, конечно, не над девушкой и ее словами. Веселье вызвало поведение доморощенного юмориста. Маргарита повернулась к комику и показала розовый язык. Юноша радостно захлопал черными ресницами.
Академик не сердился на подобные мелкие шалости. Наоборот, Борис Геннадиевич радовался любым проявлениям человеческого в будущих ученых, каковыми видел своих слушателей. Он считал, что разнообразие и широта внутреннего мира человека помогают в его изысканиях, поскольку позволяют смотреть на окружающие явления с разных сторон и находить неожиданные ответы.
Лектор улыбнулся вместе с аудиторией.
– Всё верно, спасибо! – кивнул он студентке со вздернутым носиком и продолжил: – Константин Эдуардович был автодидактом, самоучкой и не был ученым в сегодняшнем смысле этого слова. Он не особенно разбирался в вопросах современной ему науки. Его фантазия, лишенная костылей скудного знания конца второго тысячелетия, унесла его изыскания далеко в будущее. Первые шаги человека в космос стали возможны, когда люди, вдохновленные идеями Циолковского, применили его фантазии в своей работе. Потому этого гениального самоучку называют дедушкой космонавтики. Я выбрал эту цитату, – Борис Геннадиевич указал рукой на голубые неоновые буквы, всё еще сияющие за его спиной, – ибо Циолковский был твердо уверен, что человеческий разум не одинок во Вселенной. Именно он считается автором гипотезы палеоконтакта, которому посвящена сегодняшняя лекция. Эпиграф к нашей встрече, – преподаватель