И она протянула веточку раннего белого вереска.
– Спасибо, Маргарет.
Его голос дрогнул, когда он взял веточку левой рукой и сунул в карман пальто.
В этот момент снизу раздался чей-то возглас. Вверх по берегу реки, приветственно помахав удочкой, взбирался Овертон. Он приблизился. После короткого подъема на его красивом, с аккуратными чертами, лице выступила испарина.
– Ну ты и негодница, Маргарет! Целых два часа тебя ищу. Как можно было бросить своего уважаемого гостя?
Затем, словно только увидев Дункана, он кивнул ему:
– Добрый вечер, Стирлинг. Как улов?
– Ничего такого, – с мгновенно возникшей неприязнью ответил Дункан. Этот самовлюбленный выскочка, которого Дункан в школьные годы превосходил по всем предметам, по-прежнему относился к нему свысока.
– То есть совсем ничего?
Доктор Овертон заглянул в корзину Дункана и невольно воскликнул:
– Господи! Что это? Тут на пять-шесть фунтов. А у меня и на один нету.
– Хочешь форели?
– Почему бы нет! – Овертон радостно крутанулся на месте. – Я бы с удовольствием.
– Бери все, – повеселел Дункан.
– Ну, приятель, это очень щедро с твоей стороны. Ты уверен?
– Абсолютно. Я всегда могу себе наловить сколько угодно.
Как Дункан ни старался, он не смог скрыть ноток презрения в голосе, но Овертон, занятый перекладыванием крапчатой рыбы в свою корзину, не обратил на это внимания.
Затем, хохотнув, он повернулся к Маргарет:
– С удовольствием посмотрю на лицо твоего отца, когда он увидит, что я принес.
– Но, Йэн, не ты их поймал, – мягко возразила Маргарет.
– В любви и на рыбалке все средства хороши. – Он многозначительно посмотрел на нее.
Дункан переминался с ноги на ногу в промокшей обуви:
– Мне пора.
Он свистнул Расту, который лежал, свернувшись, в низком папоротнике. Когда Раст выбежал навстречу, Овертона вдруг осенило.
– Это тот самый пес? – спросил он.
– Тот самый.
– Да, ты потрудился.
Маргарет содрогнулась при воспоминании:
– После того, как на него наехал грузовик, его должно было разорвать на части!
– Так и было, – тихо ответил Дункан. – Но каким-то образом они снова срослись.
– Тебе следует специализироваться на пазлах, – усмехнулся Овертон и перевел разговор на другую тему. – Ну, я, вероятно, больше тебя не увижу. В следующий четверг я должен вернуться в университет из-за конкурса Локхарта.
– На социальные стипендии? – спросил Дункан.
– Они самые. – Овертон принял важный вид. – Головная боль для преподавателей Сент-Эндрюса! Каждую весну возишься с семьюстами претендентами на профессию врача.
– Интересно, справишься ли ты с этой головной болью!
Слова были произнесены так тихо, что горечь, стоявшая за ними, осталась незамеченной. И в следующее мгновение Дункан, глянув на Маргарет, приподнял шляпу и двинулся в обратный путь.
– Странный тип, да, Мардж? – глядя вместе с нею ему вслед, сказал Овертон.
– Ты тоже был бы странным, – улыбнулась она, – если бы у тебя было такое увечье, мой дорогой.
Всю долгую дорогу до города Дункан с тоской представлял себе, как Маргарет и Овертон вместе идут в Стинчар-Лодж, к дому отца Маргарет, полковника Скотта. Вот большой зал с пылающим камином. Слуга в темно-зеленой ливрее вносит чай. Когда появляется отец Овертона – Честный Джо Овертон, подрядчик и основатель железорудной компании, самый богатый человек в Ливенфорде, – Маргарет наполняет чашки из чайника, а молодой Овертон разносит их и хвастается своим внушительным уловом.
Йэн Овертон всегда умел произвести выгодное впечатление. Единственный сын Честного Джо, избалованный папашей, он, ощущая за спиной немалое состояние, был самоуверен и высокомерен. В его манере общения было много напускного, говорившего об отсутствии должного воспитания, что он умело скрывал под обезоруживающей улыбкой.
Дункан со стыдом вспоминал, как часто он исподтишка заглядывал в окна этого самого зала, когда много лет назад доставлял продукты в большой дом Овертонов. Он действительно учился вместе с Маргарет, но школы этих северных городков равно принимали как хорошенькую дочь землевладельца, так и сына уборщицы, калеку.
Он добрался до неказистого Ливенфорда, городка, раскинувшегося между грязным устьем реки и сталелитейным заводом по обе стороны от железнодорожной станции, и наконец свернул на убогую и узкую улочку, где все, включая запахи, говорило о нищете. Как хорошо он ее знал!
Дункан остановился у темного бокового входа, поднял щеколду на двери и вошел в свой дом. Здесь, в отличие от внешнего мира, царили чистота и покой.
Его