Еще недавно многие из нас, воспитанные в затхлой атмосфере «застоя», пассивно ожидали бы решения этих вопросов «сверху». Ныне же, со всей очевидностью пробудившегося сознания, впервые преодолевающего традиционную для России стадную инстинктивность ожидания «доброго барина», вопрос о национальном, историческом выборе страны закономерно перемещается в глубины личностного духа. Не утратив ни грана своей общественной значимости, он стал вопросом нашего внутреннего нравственного и интеллектуального выбора, нашей личной гражданской ответственности. И это духовное начало, несмотря на всю ожесточенность спора, возникающего порой между народами, подсказывает нам, что бесконечно выше этого спора, говоря словами Е. Н. Трубецкого, «тот безусловный сверхнародный смысл жизни, который должен объединить народы. Необходимо теперь же закрепить в мысли то ценное, что есть в переживаемом нами духовном подъеме, потому что забыть эти переживания – значит вновь угасить в себе ту жизнь Духа, которая собирает нас воедино, и погрузиться без остатка в тот бессмысленный поток обыденщины, где все разорвано на части; там утрачивают свою ценность и личность и народ и человечество» [27, с. 382].
С высоты означенного подхода «национальный вопрос», как впрочем и всякий иной глобальный и животрепещущий вопрос современности, предстает как некий «вселенский узел», где сходятся, сплетаются между собой мириады зримых и незримых нитей, из которых соткано всеединство мироздания. Его основание покоится в метафизических глубинах мира, а за случайными эмпирическими чертами бытия этого вопроса скрыт непреходящий лик Абсолютной Истины.
Рассматриваемые под этим углом зрения национальные и исторически предшествующие, субстанциально-родственные им формы бытия человеческих сообществ (родо-племенная, этническая) могут быть осмыслены как последовательно снимающие друг друга этносоциальные родовые ступени, в лоне которых совершается постепенное развитие человека и его многостороннее духовное восхождение. При этом каждой из означенных ступеней отвечает определенный уровень духовной зрелости основной массы индивидов, всестороннее общение которых и образует данные этно-социальные формы. В целом же, в ходе исторического развития сначала подспудно (естественно-исторически), а затем все более и более осознанно и направленно, чему способствует постепенное пробуждение личностного начала в массе людей, совершается духовная и социальная универсализация человека, что в перспективе, вероятно, должно привести к становлению единого родового тела, духовно и социально объемлющего собой все человечество.
Высказанная в такой очевидной и сознательно упрощенной форме позиция автора не есть изначальная априорная установка, под которую пытаются подогнать все последующие выводы, но завершающий плод длительных раздумий и исканий, рациональных усилий и иррациональных симпатий. При этом последней посылкой я намеренно дистанцируюсь от так называемой «объективности» исследования, с предельной лаконичностью выраженной в свое время О. Шпенглером: «… Мыслитель обязан устранить все личное из своих комбинаций» [31, с. 51], так как боюсь, что в этом случае придется устранить и самого мыслящего субъекта как целостное человеческое существо, а тогда, к сожалению, некому и нечем будет мыслить.
В отличие от этого я прямо говорю о том, что этим исследованием выражаю прежде всего свое собственное мироощущение и понимание рассматриваемой проблемы, заявляю свою собственную ценностно-нравственную позицию. Ибо последнее, на мой взгляд, далеко не всегда означает произвол и удаление от Истины, но, напротив, способно приблизить к ней исследователя, если им выбран наиболее верный этический угол зрения. В этом случае я исхожу из того, что глубинные истоки наших ценностных суждений коренятся не только в наших душах, но и в истоках окружающего нас мира, неотъемлемой частью которого является каждое человеческое существо.
В тоже время, памятуя о том, что истина в последней инстанции во всей своей неисчерпаемой полноте никогда не может быть достоянием отдельного сознания и что чисто психологически безапелляционное изложение собственной позиции, перемежаемое с резкой критикой оппонирующих точек зрения, не усиливает убедительность авторской аргументации, но вызывает, как правило, своей категоричностью неприязнь и желание возразить, а не разобраться в сути предлагаемого воззрения, я искренне предлагаю читателю рассматривать мой подход лишь в качестве гипотетического построения. При этом прошу иметь в виду наличие многих других, даже диаметрально противоположных гипотетических подходов к исследуемой проблеме, с которыми имплицитно, и реже в явной форме, полемизирует излагаемая здесь точка зрения. Ведь в конце концов, как справедливо замечал И. А. Ильин, «вся картина мироздания… покоится на очень спорных и часто неясных гипотезах… Эти гипотезы полезны, необходимы и драгоценны; без них исследование мира не могло бы совершаться и наука стала бы невозможною.