Почему? В уличном бою, когда я или Серега получали сильный удар, случалось ужасное, прежде всего для представителей противоборствующей стороны, – у нас отключался болевой порог. Боли мы уже почти не чувствовали. Зато включался режим, говоря современными категориями, неуемного и бесстрашного киборга. Остановить «мельницу с лопастями-кувалдами» было уже невозможно. У меня удар с обеих рук был молниеносным, а с левой – вообще ужасный. Окружающие просто не замечали и изумлялись, почему это вдруг двухметровые «шкафы» внезапно переворачиваются вверх ногами.
У Сереги удары тоже были как из пушки. Правда, надо отметить, что бои в те времена носили, по сегодняшним меркам, просто ангельский характер. Тогда упавшего соперника трогать было не принято. Пошла кровь – ты проиграл, выходишь из пацанской битвы и вытираешь кровавые сопли.
Скорее, это было состязание характеров. Ну а твердости характера и боевого духа нам не занимать, проверено не раз и не два. В поединках доставалось и нам, но бадяга (лекарственное средство) и заботливые руки наших верных подруг, в последующем жен, быстро залечивали ушибы, раны и ссадины. Наверное, мой ангел-хранитель всегда отводил от меня беду и смертельную опасность. С нами считались все без исключения, мы были в авторитете – эдакие маленькие короли. Все больше пацанов и разрозненные их группы прибивались к нам. Скоро у нас уже была целая армия единомышленников – бойцов за справедливость. А в целом мы были простыми мальчишками, как все, в то далекое и родное нам социалистическое время. Время нашего взросления. В этой связи вспоминаются два ярких случая из нашей кипучей жизни тех далеких лет.
Как-то мы с Сашей Филипповым отметелили двоих маратовских гопников (Марата – это район, рабочее предместье Иркутска), которые дерзко грабили ребят на нашей улице Карла Маркса. Спустя пару дней стоим с Серегой Алексеевым возле памятника В. И. Ленину. Это на перекрестке центральных улиц Ленина и Карла Маркса. У нас еще говорили: «Пойдем прокинемся с бороды на лысину». И вот к нам подходит угрюмый мужик со зловещим взглядом. Один, без подручных и без кодлы.
Он неопределенного возраста, с бесцветными, по-видимому, выцветшими от скитаний по зонам до белизны когда-то голубыми глазами, и говорит, показывая на меня пальцем:
– Тут мне пацаны цинканули, щё ты бабочникам чисто бабки ломать не даешь, бакланить мешаешь. Басить вздумал, бекас малолетний. Совсем рамсы попутал, что ли, жиган?
Как-то вроде бы по-русски, но непонятно, с обидными нотками, звучала его хрипловатая речь. Зловещий взгляд