В объятьях с тенью. Мария Сергеевна Соколова

снаружи.

      Уже

      зрачку уже некуда. Столько «если»,

      столько «бы» через уши

      влезло

      и сидят в этой крошечной головёнке

      с поджидающей точкой где-то

      на краю света,

      заплетённого в шторах, щемяще тонких.

      Холодно. Лето.

II

      Это лето дарит нам неземное небо,

      резкие тени на мостовых,

      меняет местами

      чёрное с белым на зебре

      под ногами, которые сами

      знают, куда им идти по такой красоте площадей,

      но мы не пускаем их:

      бегите скорей, скорей,

      только не к, а от,

      и пусть будет счастлив тот,

      кого от, и да будет днесь ему вдоволь хлеба,

      и долги ушедших дней

      да оставит ему восхитительное неземное Небо.

III

      Интро. Дождливо. От ёлок – одни силуэты:

      Грустные лапы – кляксами на вечернем небе.

      Лето.

      Такое, каким привыкли, в ч. б. и сепии.

      И отнюдь не тоскливо, напротив, совсем свободно,

      Словно бы капля могла не лететь книзу.

      А куда угодно. Куда угодно.

      Реприза.

      В крещёном дождями воздухе пахнет травами.

      На правах безвозвратно ушедших все эти годы

      Будем считать правыми.

      Аминь. Кода.

      В объятьях с тенью

      Под лунной пудрой – жестянки крыш —

      Ломаный горизонт города.

      Музыка эхом в прохладе ниш

      Треплет гранитные бороды.

      В объятьях с тенью встречать рассвет,

      Накрепко заплетясь стеблями.

      Солнце тронет – и тени нет.

      А может, и вовсе не было.

      Прогулка

      Седым мотыльковым светом,

      просеянным через сито,

      мучнистое утро скрыло

      отрез гранита.

      Ещё не проснулись окна,

      над портом застыли краны,

      заводы не закурили.

      Рано.

      Сливаясь с прозрачной дымкой,

      здесь Фёдор Михалыч бродит

      и с первым лучом неспешно

      в рассвет уходит.

      Дорога открыта шагу,

      а контурный город – взгляду.

      Похожие на раскраску,

      парят фасады.

      И всё, что под взгляд ни ляжет,

      продлится, когда я кану:

      дома, мундштуки заводов,

      жирафы-краны.

      Пора. У меня есть время.

      Довольно бродить во мраке.

      Уже золочёный зайчик

      зажёг Исаакий.

      Памятник

      В матрёшке привычек, страхов, заколоченных окон