Я окинула себя мысленным взором: черные кудрявые волосы скручены на затылке в лохматый пучок, пронзенный навылет простым карандашом, на ногах теплые полосатые носки и тапки в виде пушистых зайцев, а довершает образ проститутки ядрено-желтый халат.
Я плотнее запахнула халатик, мрачнея с каждой минутой. Квартира, которую я снимала всего три месяца, находилась почти в центре. Под окном зеленел парк, через дорогу подмигивала вывеска моего любимого спортивного центра, а до общаги лучшей подруги Юльки ходили все троллейбусы. Я отмывала кухню и ванную почти неделю, переклеила обои, ободрав жуткие зеленые цветы с желтыми разводами непонятного происхождения, и теперь квартира полностью меня устраивала, если бы не одно «но» – ее хозяйка.
– Такой бизнес за три дня не раскрутишь, – ответила я. – А вы ко мне на этой неделе уже заезжали.
Наталья Борисовна хмыкнула, расстегнула блестящий алый плащик, уселась на стул, давая понять, что она здесь надолго, потом повернулась к стене и замерла, забыв закрыть рот.
На стене жил город. Узкая мощеная улочка изгибалась вокруг пруда, по поверхности воды плясали солнечные зайчики, яблони протягивали цветущие ветки прямо в кухню, голуби клевали крошки у ног импозантного мужчины, устроившегося на лавочке. Семь метров кухни раздвигались до конца улочки, где виднелась церквушка с витражными стрельчатыми окнами и колокольней.
– Это что?
– Юлька говорит – Прага, – сказала я. – Вы же разрешили все красить-переклеивать, если за свой счет.
Наталья Борисовна задумчиво отхлебнула мой недопитый чай, поморщившись, отодвинула чашку. На фарфоре остался жирный след красной помады.
– Знаешь, Василиса Егоровна, слишком шоколадно ты устроилась, – протянула она. – Живешь тут, как у Христа за пазухой, да еще постные рожи корчишь.
– Рожа уж какая есть, перекраивать не собираюсь, – ответила я и прикусила губу. А вот Наталья Борисовна свои губы, которые с момента нашего знакомства увеличились в размерах втрое, наоборот, надула.
– Еще и огрызаешься, – почти ласково сказала она. – А телевизор из розетки не выключаешь, как я просила.
– Так ведь я дома, – опешила я. – Да и глупо это – каждый раз, уходя из квартиры, все из розеток выключать.
– Конечно, если вдруг замыкание случится, то не твоя квартира сгорит. – Хозяйка хлопнула ладонью по столу. – В общем, со следующего месяца платишь двести.
– Что? – возмутилась я. – Мы же договаривались. Сто пятьдесят – мой потолок.
– Значит, прыгай выше потолка, Василиса, – усмехнулась женщина. Толстые губы растянулись, как два червяка. – А если тебя что-то не устраивает – скатертью дорога.
Она лениво встала, подошла к плите, по-хозяйски зачерпнула ложкой содержимое кастрюльки, подула и, прикрыв глаза, пригубила мой шоколадный шедевр.
Я с наслаждением смотрела, как выпучиваются ее глаза, как пухлая кисть хватается за горло. Наталья Борисовна выплюнула варево в умывальник, лихорадочно набрала в рот воды из-под крана.
– Вы бы хоть спросили, – сказала я. – Это же мыло!
Юлька ответила после четвертого гудка.
– Я на парах, – прошептала она. – Уровень тревоги?
– Красный, – мрачно ответила я.
– Буду.
В телефоне послышались короткие гудки, а я вздохнула и села за стол, на котором остывало шоколадное мыло в фигурных формочках. Даже если я как-то извернусь и смогу платить за квартиру цену, назначенную хозяйкой, так дальше продолжаться не может. А если бы я на самом деле решила привести к себе гипотетического хахаля, а в разгар свидания вломилась бы Наталья Борисовна со своей инспекцией? Значит, снова переезд. Как же мне надоела жизнь на чемоданах! За последние два года я успела сменить четыре квартиры, но мечта о собственном жилье оставалась неосуществимой. Я занималась переводами, репетиторством, делала мыло ручной работы, которое разлеталось, едва успев застыть, но едва сводила концы с концами. Я вытащила из шкафа чемодан, открыла его и положила в центр комнаты. В голодную пасть полетели мои свитера и джинсы.
Юлька влетела в квартиру через полчаса после моего звонка, когда я сидела верхом на набитом чемодане и с тоской смотрела на вещи, разбросанные по комнате. Подруга остановилась на пороге, воинственно перекинула за спину толстую русую косу, вдвое толще ее запястья, обвела взглядом комнату. Я даже умилилась: Юлька – само воплощение нежности и женственности, но сейчас ее голубые глаза сверкали праведным гневом, а на щеках разгорелся румянец – примчалась защищать подругу.
– Каждый раз барахла все больше, – пожаловалась я. – Оно бесконтрольно размножается!
– Это ты только свою косметику собрала? – съехидничала Юлька.
– Святое не трожь!
– Снова переезд? – понятливо вздохнула она, и я кивнула.
Мы устроились на кухне, и я в лицах пересказала нашу