Таких хуторов в этом полесском краю было немало, а сам край имел еще одно название – уже не официальное, а народное, выстраданное, которое, если разобраться, всегда бывает точнее, правильнее официального, да и запоминается накрепко – так, что передается из поколения в поколение. Край назывался Заболотье. Да и как еще можно было его назвать, когда болота здесь были повсюду, они окружали эту обширную местность с трех сторон, и посреди самой местности они также расстилались повсеместно, если не считать упомянутых островков? Только так – Заболотье, и никак иначе.
Правда, была еще и четвертая сторона, восточная, не такая болотистая, а, наоборот, поросшая березняком, осинником и сосняком, и она, эта четвертая сторона, соединяла Заболотье со всем остальным миром. В ту сторону вела даже грунтовая дорога, и если летом не было проливных дождей, а зимой ее не заносило снегом, то по ней без особых трудностей можно было добраться до ближнего села или даже до районного центра, а оттуда, в случае надобности, и куда-нибудь подальше.
Были, впрочем, дороги и в другие стороны, через болота. Хотя, конечно, в полном смысле их и нельзя было назвать дорогами. Какие уж там дороги? Так, тайные тропы, где мощенные жердями, где и вовсе без жердей, но зато – с приметами, зная которые, можно было в случае крайней надобности перемещаться по таким тропам. Опасные это были пути, погибельные. Как говорится, лишний шаг влево, лишний шаг вправо, и… Но они были, они существовали испокон веку. И те, кто их знал, кто был знаком с приметами и указателями тех неверных дорог, случалось, ступали на них и уходили по ним в неведомые, почти погибельные болотные дебри. По тем же дорогам они приходили на Острова – если, конечно, не делали по нечаянности губительных шагов ни вправо, ни влево. А затем, если была нужда, возвращались по ним обратно в неведомую болотную полумглу…
…Итак, они пришли после полуночи. Из болот, по тайным тропам. Они скрывались в болотах, потому что где еще им было скрываться, коль они болотяныки? Болотная полумгла – самое подходящее место для таких людей. Они подошли к дому, стоявшему особняком на одном из болотных островков. Конечно же, они старались ступать тихо, не шуметь и вообще быть невидимыми. Все разбойники поступают именно так, когда хотят совершить злодейство. Но никто в этом мире не может не производить шума. Где-то хрустнет сухая ветка, где-то чавкнет под ногой болотная трясина, ухнет болото, захлопает крыльями вспугнутая птица, залает собака на хуторе… Пока этот мир жив, он всегда будет наполнен всяческими звуками, и ничего с этим поделать невозможно.
В доме обитали двое – муж и жена. Его звали Василем, ее – Горпиной. Они были молоды, поженились лишь полгода назад. Дом, в котором они поселились, достался им от прадеда Василия. Это был старый, но вполне еще крепкий дом, в нем можно было жить и надеяться на человеческое счастье. Время было за полночь, и потому Василий и Горпина уже спали.
– Кажется, кто-то идет… – испуганно подняв голову, сказала Горпина. – Какой-то шум… Василь, ты слышишь?
– Какой шум? – проснувшись, спросил Василь. – Никакого шума… Вроде все тихо…
– Ну как же! – все тем же испуганным голосом возразила Горпина. – Шум… Будто бы чьи-то шаги… Вот птица закричала и захлопала крыльями… Не иначе, спугнул кто-то птицу!
– Может, какой-нибудь зверь, – неуверенно предположил Василь. – Или ветер…
– А если это они?
– Кто они? – переспросил Василь, хотя и переспрашивать ему было не нужно, так как он знал ответ на вопрос супруги.
– Те, кто на болотах, – полушепотом пояснила Горпина. – Болотяныки. От Перемоги… Люди говорят, что они, которые от Перемоги, каждую ночь приходят на какой-нибудь хутор. У кого-то забирают все харчи, а кого-то и убивают… Ты же слышал про Пилипчуков, которых убили позапрошлой ночью? Всех убили – даже детей. Даже старого деда Трохима… Сказали, что их послал Перемога. Убили, а дом и все хозяйство – сожгли.
– Так то – Пилипчуки, – неуверенно возразил Василь. – Петро Пилипчук – он ведь кем был? Он был секретарем в сельсовете. А нас-то за что убивать этому Перемоге? Мы сами по себе…
– Но ведь и тебе тот же Пилипчук предлагал работу! – в голосе Горпины послышалось отчаяние. – Заведовать пекарней в Березичах. Бросай, говорит, свой хутор и перебирайся в Березичи. Там и народу больше, и работа для тебя имеется…
– Так я ведь не сказал «да», – пожал плечами Василь. – Сказал, что подумаю…
– Думаешь, они будут разбираться, что ты сказал, а чего не сказал? – Горпина, казалось, вот-вот готова была разрыдаться. – Возьмут и убьют, как Пилипчука. И меня заодно. А дом – сожгут. Перемога – он человек страшный! Скольких он уже убил! Не он, так по его приказу! Разве мало люди говорят про этого Перемогу…
– Ну… – неопределенно произнес Василь, встал и приник к окошку, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в кромешной тьме за тусклым стеклом. – Кажется, никого там нет. Да и тихо. Говорю же, зверь. Вот птица и испугалась.
– Какие такие звери могут ходить по нашим болотам? – печально