– И она тебя вызывает к себе, – напомнила Лариса. – Срочно! – округлила она глаза, видно, для пущей важности.
Она умчалась, а я посмотрела на часы, сдерживая тяжкий вздох. Так хорошо было сидеть возле распахнутого окна, наслаждаться легким ветерком и делать вид, что работаю. В кои-то веке выдалось окно, да еще и в два урока. Я плотно пообедала и мечтала вздремнуть. Надеялась сделать это за столом – хоть на пятнадцать минут отключить голову. И именно в этот момент зачем-то понадобилась директрисе. Эх… Делать нечего – пришлось отлеплять себя от стула.
Перед выходом из кабинета я бросила на себя взгляд в зеркало. Выгляжу нормально. Костюм строгий, но элегантный, к тому же, любимый. Прическа гладкая, прядка к прядке, пучок на затылке. Минимум косметики. Еще бы не эти противные веснушки, которые первыми бросались в глаза. Впрочем, ненавидела их я на своем лице, а многие находили даже интересными.
Пока спускалась на второй этаж, размышляла, зачем понадобилась почти небожителю моя скромная персона. Может, похвалить хочет за проведение олимпиады? Или даже премию выписать… В последнем сомневалась – премии в нашей школе давали только за очень особые заслуги. И организация городской олимпиады по физике таковой не считалась, по всей видимости.
– Вызывали, Марина Викторовна? – заглянула я в кабинет директора, минуя пустующую приемную.
– Проходи и садись!
Посмотрели на меня поверх очков так, что захотелось мигом удрать. А тон директрисы не сулил ничего хорошего. И сразу же на душе заскреблись кошки.
Не говоря ни слова, я скользнула к длинному столу и устроилась на краешке самого дальнего от Марины Викторовны стула.
– Почему об инциденте с Покровским я узнаю последняя? И когда уже ничего нельзя исправить? – гаркнула вдруг Марина Викторовна, что я аж подскочила на стуле. Разве что, кулаком по столу не шарахнула.
– Какой инцидент? – прочистила я горло, заодно прогоняя оторопь. – Не было никакого инцидента. Мой предмет он не знает даже на тройку с натяжкой. И его двойка вполне заслуженная.
Пятиклассник Илья Покровский был моей личной головной болью. Учился мальчишка отвратительно и не только по моему предмету. Вел себя всегда нагло вызывающе. Хамил, переговаривался… Учителя вынуждены были терпеть все его выходки, как и «рисовать» ему положительные оценки. Я же больше не собиралась этого делать. Ему и в обычной школе ловить нечего, а уж в элитной и подавно.
– Милочка, а вы помните, чей он сын? – с прищуром взирала на меня директриса.
– Помню…
Забудешь такое, как же. Отец этого Покровского был главным спонсором школы. И Марина Викторовна от переизбытка благодарности готова была целовать его следы. Мне же подобное подобострастие всегда претило.
– И даже после этого вы поставили ему двойку?! – возмущенно засопела она.
– Поставила, Марина Викторовна. И снова поставлю, если он не начнет учиться нормально. В конце концов, у его папаши столько денег. Уже давно бы нанял сыну репетитора. Причем, по всем предметам…
– Об этом не вам судить, милочка! – все-таки, она это сделала – шарахнула по столешнице. – Впрочем, вы уже и не сможете этого делать, – заметно успокоилась, поправляя лацканы пиджака.
– В каком смысле? – напряглась я, подспудно догадываясь, о чем речь пойдет дальше.
– С завтрашнего дня вы уволены, Ангелина Юрьевна, – перешла директриса на такой официальный тон, что у меня он аж оскомину вызвал.
– Вы меня уволите за то, что поставила двойку Покровскому? – поднялась я со стула и оперлась на стол.
– И скажите спасибо, что не по статье, – кивнула Марина Викторовна.
У меня же от возмущения кровь пульсировала где-то в районе ушей. И как назло, все разумные аргументы из головы повылетали, как всегда со мной случалось в моменты сильной злости. Такие моменты случались в моей жизни не часто, когда слов в голове скапливалось слишком много, и все они склеивались между собой – ни единого не получалось выдавить. И только голову мою распирало все сильнее.
– Свободны, Ангелина Юрьевна, – надменно взлетели брови Марины Викторовны. И смотрела она на меня, как гладиатор, одержавший победу. – Я бы пожелала вам удачи в будущем, но боюсь, профессию вы себе выбрали не ту. Подумайте об этом на досуге. И да!.. На хорошие рекомендации можете не рассчитывать, – с усмешкой добавила.
Ну вот и все! – прижалась я спиной к стене, бессмысленно глядя на противоположную стену коридора. – С карьерой педагога мне можно распрощаться. Уж Марина Викторовна об этом позаботится в угоду самому Покровскому-старшему. А о том, как я буду дальше жить, никто и не задумывался. Потерять такую работу для меня значило почти что умереть. Во всяком случае, все мои надежды и планы остались за дверью в приемную, растоптанными чужими вероломством