Ах!
Ничего Надя делать не умела. Бабушка Надю одевала, обувала, умывала, причёсывала.
Мама Надю из чашечки поила, с ложечки кормила, спать укладывала, убаюкивала.
Прослышала Надя про детский сад. Весело там подружки играют. Танцуют. Поют. Сказки слушают. Хорошо детям в детском саду. И Наденьке было бы там хорошо, да только не взяли её туда. Не приняли!
Ах!
Заплакала Надя. Заплакала мама. Заплакала бабушка.
– Почему вы Наденьку в детский сад не приняли?
А в детском саду говорят:
– Да как мы её примем, когда она ничего не умеет делать!
Ах!
Спохватилась бабушка, спохватилась мама. И Надя спохватилась.
Стала Надя сама одеваться, сама обуваться, умываться, есть, пить, причёсываться, спать укладываться. Как узнали об этом в детском саду – сами за Надей пришли. Пришли и увели её в детский сад, одетую, обутую, причёсанную.
Ах!
Надина ласточка
В детском саду было много шкафов, много стульев, много салфеток и полотенец тоже много.
Много всего, а каждый своё узнаёт. На своём стуле сидит. Своим полотенцем утирается.
– Как это так? – спросила Надя, когда её в первый раз в сад привели. – Как они всё это запоминают, не путают?
– Да очень просто, – ответила воспитательница. – По рисункам узнают. У кого грибок, у кого листок, у кого ягодка. А твоим рисунком будет ласточка.
Тут Надя нашла свой шкаф, свой стул, своё полотенце. Фартучек свой увидела. На нём тоже ласточка вышита была.
Какая, оказывается, умная воспитательница!
Про нос и язык
У Кати было два глаза, два уха, две руки, две ноги, а язык один и нос тоже один.
– Скажи, бабушка, – просит Катя, – почему это у меня всего по два, а язык один и нос один?
– А потому, милая внучка, – отвечает бабушка, – чтобы ты больше видела, больше слушала, больше делала, больше ходила и меньше болтала и нос свой курносый куда не надо не совала.
Вот, оказывается, почему языков и носов бывает только по одному.
Ясно?
Как Маша стала большой
Маленькая Маша очень хотела вырасти. Очень. А как это сделать, она не знала. Всё перепробовала. И в маминых туфлях ходила. И в бабушкином капоте сидела. И причёску, как у тёти Кати, делала. И бусы примеряла. И часы на руку надевала. Ничего не получалось. Только смеялись над ней да подшучивали.
Один раз как-то вздумала Маша пол подметать. И подмела. Да так хорошо подмела, что даже мама удивилась:
– Машенька, да неужели ты у нас большая становишься?
А когда Маша чисто-начисто вымыла посуду да сухо-насухо вытерла её, тогда не только мама, но и отец удивился. Удивился и при всех за столом сказал:
– Мы и не заметили, как у нас Мария выросла. Не только пол метёт, но и посуду моет.
Теперь все маленькую Машу называют большой. И она себя взрослой чувствует, хотя и ходит в своих крошечных туфельках и в коротеньком платьице. Без причёски. Без бус. Без часов.
Не они, видно, маленьких большими делают.
Как Миша хотел маму перехитрить
Пришла Мишина мама после работы домой и руками всплеснула:
– Как же это ты, Мишенька, сумел у велосипеда колесо отломать?
– Оно, мама, само отломалось.
– А почему у тебя, Миша, рубашка разорвана?
– Она, мамочка, сама разорвалась.
– А куда твой второй башмак делся? Где ты его потерял?
– Он, мама, сам куда-то потерялся.
Тогда Мишина мама сказала:
– Какие они все нехорошие! Их, негодников, нужно проучить!
– А как? – спросил Миша.
– Очень просто, – ответила мама. – Если они научились сами ломаться, сами разрываться и сами теряться, пусть научатся сами чиниться, сами зашиваться, сами находиться. А мы с тобой, Миша, дома посидим и подождём, когда они это всё сделают.
Сел Миша у сломанного велосипеда, в разорванной рубашке, без башмака, и крепко задумался. Видимо, было над чем задуматься этому мальчику.
Ослик
Катиному детскому саду подарили ослика. Маленького, да сильного, трудолюбивого и послушного. Ослик не только катал ребят, но и привозил молоко, хлеб, овощи, дрова. Ослик не отказывался ни от какой работы.
Все хвалили осла.
Но таким он бывал не всегда. Случалось, что он становился упрямее всех ослов. Не давался запрягаться, не хотел выходить из своей загородки. Брыкался. Нестерпимо кричал. И если его удавалось запрячь, то никакая сила не могла заставить ослика сдвинуться с места. И самым удивительным было,