С удовольствием поделюсь этим рецептом.
Сначала размораживаете память. Тут надо запастись терпением и деликатностью. Нельзя торопиться – грубо откалывая и отбрасывая годы, можно в спешке потерять самое важное и дорогое, и солянка выйдет пресной, безвкусной. Медленно согревайте память теплотой своего сердца, перебирая старые фотографии, письма, семейные реликвии.
Затем в кастрюлю с размороженной памятью добавляете до краев любви, немного слез от болезней и утрат, горечь поражений, остроту чувства юмора, большую пригоршню доброты. Тщательно перемешиваете, доводите до готовности, разливаете по главам и предлагаете читателям.
Каждый воспримет книгу по-разному. У кого-то уже первая глава вызовет изжогу и несварение желудка, и он брезгливо выбросит остатки на помойку, другой проглотит целиком, даже не разобрав вкуса, а кто-то будет смаковать, тщательно разжевывая, и попросит добавки.
Надеюсь, что в этой книге собраны главы на любой вкус.
Поэтому я и назвала книгу «Коммунальные конфорки».
Приятного аппетита! То есть, простите, увлекательного чтения!
Пролог
Мои детские воспоминания похожи на банку засахарившегося варенья, закрытую пергаментной бумагой и перетянутую на горлышке суровой ниткой.
Бабушка хранила такие банки в стеклянном шкафу со странным названием «Хельга». Я разрывал веревку, потом, если позволяла длина, опять затягивал на ней узел. По количеству узелков можно было определить количество попыток. Свежее варенье выливалось легко, оставляя предательские капли на одежде, лице и даже полу. Засахарившееся надо было добывать ложкой или просто горстью, зато после него дольше оставалось сладкое послевкусие. Иногда варенье в банке прокисало или покрывалось плесенью, но все равно оставалось вареньем.
Так и память детства. Она, бывает, горчит, как стручки акации, из которых мы вынимали семечки и свистели так, что нас гоняли соседи, бывает с кислинкой, как цветок сирени из пяти лепестков, который мы жевали на счастье, бывает, вяжет рот, как ягоды черноплодной рябины, или быстро набивает оскомину, как кислая недозрелая вишня. И все-таки воспоминания остаются по-прежнему сладкими и теплыми, как липкие детские ладошки, следы которых так и не стерлись с зеленой бархатной обложки альбома с фотографиями, сохранившегося у меня с тех пор, когда наша семья жила в Ленинграде на улице Воинова, ныне Шпалерной.
Фотографии аккуратно вложены в специальные надрезы на страницах. Некоторые уголки оторвались, и снимки выпадают, оставляя блеклые пятна на страницах альбома, как пробелы в памяти, не позволяющие связать события и людей из моего далекого детства.
Этот альбом посвящен мне, начали его собирать мама, папа, бабушки и дедушки. Перебирать старые фотографии – это как просеивать солнце сквозь пальцы, как нюхать черемуху или сирень после дождя, как слизывать с ладони капли растаявшего пломбира.
На первой фотографии мой молодой папа, Александр Иванов, только что демобилизовавшийся из армии, в окружении загорелых однокурсников и однокурсниц из медицинского института. В заднем ряду, совершенно не в фокусе, размытое лицо девушки. Это моя мама – Верочка Липшиц. Как она рассказывала потом, папа ей сразу понравился, но заговорить первой она постеснялась. Папа же гордо хвастался, что первый подошел к маме под предлогом того, что она знала много запоминалок по анатомии. Поскольку устные запоминалки были только по анатомии, то по физиологии они довольно быстро перешли к практическим занятиям, да так успешно, что папе пришлось срочно, пока последствия занятий не стали видны, просить маминой руки у ее родителей и моих будущих ленинградских дедушки Миши и бабушки Гени, но в такие подробности в разговорах со мной не вдавались.
Дедушка Миша, боевой офицер, полный кавалер ордена Славы, кавалер ордена Красной Звезды, хоть и охотно выпил с папой водки под бабушкину закуску, но согласия сразу не дал. Пришлось подключиться маминому брату Сене и провести работу с дедушкой: мол, времена уже другие и будущий врач Саша Иванов прекрасно впишется в семью Липшицев. Тем более непонятно, кто тут выиграет, а кто проиграет: папа, который женитьбой на еврейке поставит большой жирный крест на партийной карьере, успешно начатой в армии, или мама, которой брак с русским слегка подправит пресловутый пятый пункт. Опять-таки, мои бабушка с дедушкой по папиной линии были медиками, значит, семья интеллигентная, что тоже немаловажно. Жили они в Риге: деда Осип работал хирургом в Рижском госпитале, а бабушка Серафима – там же медсестрой. Оба прошли войну от первого до последнего дня, что уж для деды Миши