– Ох, Жак, не искал бы ты себе приключений…
– В них вся моя жизнь, – заверил друга журналист. – Ну, я пошел! Увидимся вечером в баре у Джозефа!
Арман Жобен только покачал головой и двинулся в сторону гостиницы.
Жак, лихо заломив берет, поспешил за женщиной, скрывшейся в узкой тегеранской улочке. Он догнал ее через пару минут и замедлил шаг, залюбовавшись фигурой европейки. Интересно, размышлял журналист, она англичанка или американка? Точно не француженка. Впрочем, это и неважно. Но какая фигура, какая талия, какая изящная походка и поворот головы! «Мадам, – мысленно произнес француз, – я без ума от вас! Клянусь своим бойким журналистским пером, я уложу вас в постель уже на этой неделе!» И он прибавил шагу. Догнав женщину, Шарбонно снова замедлил свое стремительное движение, стараясь восстановить чересчур взволнованное дыхание, которое могло выдать его истинные намерения.
В какой-то момент он догадался, что женщина слышит его шаги и даже увидела его отражение в стеклянной витрине магазина на повороте улицы. Поправив волосы под элегантной красной шапочкой, она вдруг свернула между домами в узкий переулок. Журналист не успел сообразить, что здесь европейской женщине делать нечего, но смело шагнул следом. Женщина стояла у стены к нему спиной. «Она что, скрывает от меня лицо?» – удивился журналист. И тут же почувствовал за спиной движение. Он резко обернулся, но тут же на его голову обрушился удар, от которого из глаз брызнули искры. Шарбонно успел заметить мужское смуглое лицо, но, не разглядев его черт, француз провалился в темноту.
Он не видел, как женщина подошла к его распростертому на пыльных камнях телу, пнула ногой, а потом сказала кому-то на чистом английском: «Жди меня у машины».
Когда стемнело, группа собралась в личном вагоне Берии, в той части, которая являлась «кабинетом» всемогущего наркома. Шелестов сидел на крайнем стуле, ожидая появления шефа, и размышлял о том, что предстоит ему и его товарищам.
Их вызвали неожиданно и объявили о привлечении к операции. Платов, всегда очень старательно относившийся к вопросам подготовки группы и максимальному информированию, в этот раз больше молчал, лишь осведомился о физическом состоянии и душевном настрое оперативников. Возвращаться на базу он запретил, объяснив это необходимостью соблюдать максимальную секретность.
В результате группа провела время до вечера в одной из комнат на Лубянке, до холодка в спине похожей на допросную. Там установили раскладушки, и Платов велел всем отоспаться, насколько это возможно. Но, конечно, никому не спалось. Хотелось поговорить, посоветоваться, узнать мнение товарищей, но каждый понимал, что болтать и рассуждать в этих стенах не стоит. Поэтому оперативники лежали, глядя в потолок и думая каждый о своем.
«Если никаких вводных не поступит, значит, действовать придется на территории Советского Союза», – размышлял Шелестов. Любая операция за его пределами, за линией фронта, всегда требовала тщательной подготовки. Бывали, правда, исключения, когда группу бросали в неизвестность в силу сложившихся крайних обстоятельств. Но сейчас, как чувствовал Шелестов, Платов знал заранее о планируемой операции, но не счел нужным подготовить своих оперативников. Почему?
Когда машина въехала на грузовой двор пассажирской железнодорожной станции и из нее в слабом свете уличного освещения вышли оперативники, они увидели Платова. Комиссар госбезопасности стоял возле своей машины. Он подошел к оперативникам и коротко бросил:
– Быстро за мной!
Когда группа двинулась за ним к платформам, комиссар госбезопасности торопливо вполголоса продолжил говорить:
– Шелестов, идите рядом и слушайте. Вы сядете в поезд. У вас будет отдельное купе в вагоне охраны. Ни с кем в разговоры не вступать. Когда будет нужно, вас вызовет в свой вагон Берия. Он проинструктирует вас. Точнее, объяснит вашу задачу. Действовать придется самостоятельно, опираясь на свой опыт и интуицию. Даже Берия не все может знать и предполагать. Помните, что вам придется верить только друг другу и никому больше. С оперативниками нашей разведки вам почти не придется контактировать. Такова идея Лаврентия Павловича.
Шелестов слушал хмуро, стараясь не отставать от шефа. Идеальных условий, конечно, не бывает, но вот так ехать, не только не зная сути задания, но даже не имея представления, куда ты едешь, – это уже слишком. «Значит, на то есть свои причины», – пытался успокоить сам себя Максим Андреевич. Но спокойнее от этого на душе почему-то не становилось.
– Что случилось? – задал Шелестов только один вопрос, когда они остановились на запасном пути, где стоял неприметный поезд.
– Пока ничего, Максим Андреевич, – стиснув зубы, медленно процедил Платов. – И не должно случиться. Ничего. Это ваша основная задача. Удачи вам.
Поочередно пожав руку каждому оперативнику, комиссар госбезопасности проводил группу взглядом, наблюдая, как люди садятся в вагон. Платов и сам был недоволен