Спрятав поглубже свои мысли, Эмма вернулась к реальности предстоящего вечера и сосредоточилась на своей хозяйке.
– Надеюсь, это не покажется вам слишком шокирующим. – Она подхватила вдову под руку, помогая ей пробираться через толпу.
– Что вы, дорогая, если этого не произойдет, я буду очень разочарована. В свете только и разговоров что об этом зрелище. Все, кто хоть что-то собой представляет, придут посмотреть его.
Эмма засмеялась:
– Хорошо. В таком случае нам лучше пройти внутрь и занять свою ложу.
Поскольку показаться на этом представлении было даже важнее, чем увидеть его, ложа, где должны были сидеть вдовствующая леди Ламертон с Эммой, имела огромное преимущество. В зале царила толчея и жужжание множества голосов. Зрители рассаживались по своим местам.
– Взгляните на тот кошмар, который водрузила себе на голову Элиза Френшоу. Вот, дорогая моя, что значит дурная кровь. Чего еще ждать, когда ее отец был немногим лучше бакалейщика. – Леди Ламертон произнесла это таким тоном, как будто только что открыла миру, что отец миссис Френшоу был серийным убийцей. После этого она, ничуть не смутившись, кивнула вышеозначенной даме и удостоила ее любезной улыбкой.
Эмма посмотрела на леди Ламертон.
– Что? – Вдова ответила ей взглядом оскорбленной невинности, который, как успела понять Эмма, был ее излюбленным приемом. – Разве я не права?
– Вы правы, как всегда, – ответила Эмма, придав лицу понимающее выражение.
Обе дамы засмеялись, и леди Ламертон продолжила высказывать свои язвительные замечания по поводу других зрителей.
Взгляд Эммы, скользнув по сцене, обратился в зал.
Свободных мест не было. Цирк кишел лучшими представителями лондонского света, которые либо не уезжали на лето, либо уже вернулись в город. Все дамы были в шелковых вечерних нарядах, от бесконечно разнообразных цветных платьев у матрон до ослепительно-белых у дебютанток. На всех красовались длинные перчатки из белого шелка с застежкой наверху. Их волосы, уложенные в блестящие локоны, украшали живые цветы и огромные перья, закрывавшие весь вид тем, кто сидел сзади. Некоторые матроны предпочли перьям шелковые тюрбаны темных оттенков. Их бледные шеи обрамляли сверкающие драгоценности, на пальцах, держащих театральные бинокли, поверх перчаток блестели кольца. Всего два года назад Эмма была одной из них. Теперь же, несмотря на всю эту красоту, она не могла отделаться от мысли, что каждое из этих платьев стоило больше, чем семьи из Уайтчепела тратили в течение целого года.
Среди присутствующих нашлось много желающих поприветствовать леди Ламертон, и кое-кто из них даже кивал Эмме. Эмма кивала в ответ, радуясь тому, что большая часть людей не выказывала неодобрения по поводу ее возвращения в свет.
Из партера ее взгляд переместился на ложи и их обитателей. Герцог Хейвик со стайкой актрис. Лорд Линвуд с женой, великолепной мисс Венецией Фокс. Граф Холлингсворт