Это было первое, что я понял, когда начал работать в общеобразовательных школах, потом в техникуме, в которых учились обычные «среднестатистические» ученики.
Но когда много лет назад судьба привела меня в среднее профессионально-техническое училище № 63 г. Братска, я понял еще кое-что.
Поначалу показалось, что в училище – не ученики, а исчадия ада. Большинство из них не только не владело элементарными навыками поведения, не признавало авторитетов ни своих родителей, ни преподавателей, ни старших по возрасту, но и откровенно говорило о своем нежелании учиться чему бы то ни было, в том числе – учиться профессии.
Я был потрясен, подавлен. Какое-то время мое нутро не в состоянии было осмыслить увиденное. Постепенно, приходя понемногу в здравое состояние, я начинал задавать себе вопросы: почему мои ученики не хотят учиться? Почему они пренебрегают общепринятыми правилами приличий? Почему ни во что не ставят своих родителей? Почему хамят преподавателям и матерно ругаются? Почему, в конце концов, они такие злые и агрессивные?
Ответы не требовали большого напряжения ума. Причины всех бросающихся в глаза девиаций были многообразны и банальны: это и родительская и педагогическая запущенность, и неблагоприятное социальное окружение, и плохая наследственность, и непривлекательность «избранной» в ПТУ профессии и многое другое.
Но главная тайна открылась не сразу. Потребовалось некоторое время, чтобы более внимательно присмотреться к жизни нашей «фазанки» – так среди учеников было принято называть профтехучилище – и попытаться осмыслить эту жизнь.
Наблюдая за взаимоотношениями преподавателей и мастеров производственного обучения со своими воспитанниками, я обратил внимание на любопытные детали. Оказалось, что в разных ситуациях с различными педагогами «фазаны» проявляли себя по-разному, иногда – диаметрально противоположным образом.
Я видел, как подростки, еще пять минут назад грубо обложившие матом преподавательницу математики, радостной толпой бежали по длинному коридору на встречу со своим «мастаком», а тот, ничего не зная об инциденте с математичкой, встречал их, широко раскинув руки, обнимая и улыбаясь. Он говорил им что-то веселое, и толпа время от времени взрывалась хохотом. А когда отсмеялись, мастер озабочено сказал, что есть работа, которую он сам, без ребят, сделать не может. Он просил их остаться, чтобы помочь ему. Речь на самом деле шла о не сложной, но трудоемкой работе в мастерской: о подготовке инструмента и самой мастерской к следующему занятию. Пацаны закричали: «Замётано! Мы остаемся».
И остались. И работали. И никто не ушел, пока не сделали всё, что нужно.
В другой раз я видел, как ученики группы № 3, до остервенения ненавидевшие уроки литературы – большинство из них писали свои изложения и сочинения на твердую «единицу», – вместе со своим мастером сидели в училище чуть не до полуночи и бубнили стихи. Оказалось, мастер уговорил пацанов подготовить спектакль по сказке Леонида Филатова о Федоте-стрельце. Надо было видеть, с каким азартом, как бы на спор, ненавистники литературы выдалбливали наизусть огромные куски из стихотворных текстов сказки. А через три месяца готовый спектакль они показали всему училищу, а потом и городу! Был большой успех.
Я много раз видел, как вроде бы отпетое хулиганье, тянулось к ободряющей улыбке педагога, мягкому прикосновению, добрым словам, незатейливым шуткам.
По прошествии времени, не без помощи научных знаний, стало более или менее понятно, чего же им не хватало. Им не хватало любви. Это были дети, которых недолюбили в детстве, а потом и в отрочестве. Они не получили того, что должен с молоком матери получить каждый ребенок. Их недолюбили! И эта обделённость продолжала мучить их в подростковом возрасте.
Что делать? Что нам, педагогам, можно и нужно было делать с детьми, которых судьба так сильно обделила?
Выход был один – полюбить их, невзирая на агрессивность, хулиганские выходки, отвращение к учебе и постоянные демонстрации неповиновения. И любить так, как будто жизнь у них начинается заново. Любить и прощать. Учить, терпеть их выходки, прощать и снова любить. И показывать нашим детям, что мы вместе с ними, любя, можем сделать еще много всякого добра и нашу совместную жизнь сможем сделать достаточно интересной.
Было очевидно, что наши «пэтэушники» нуждаются в любви больше, чем обычные дети. Мы поняли, что любовь и есть то средство, при помощи которого можно заниматься их воспитанием. Без этого средства не то, что работать, приближаться на безопасное расстояние к нашим ученикам было невозможно.
И ещё. Было замечено, что чем чаще и больше в ответ на хроническое вранье, грубость, хамство и прочие проявления «активности» наших детей мы демонстрировали неизменную