Пролог
Шарлотта
14 февраля 2002 года
Все кругом постоянно разрушается. Бьются стаканы, посуда, автомобили. Ломаются ногти и картофельные чипсы. Можно расторгнуть договор, побить рекорд, укротить нрав лошади или снизить курс доллара. Можно разбить или растопить лед. Можно прерваться на кофе или ланч, вырваться на свободу из тюрьмы. А еще есть рассветы, волнорезы, надломленный голос. Можно разбить цепи. Или нарушить тишину – навсегда.
Последние два месяца беременности я составляла списки подобных вещей в надежде, что роды пройдут легче.
Можно нарушить обещание.
Разбить сердце.
В ночь перед твоим рождением я сидела на кровати и думала, что бы еще добавить к списку. Порылась в тумбочке в поиске карандаша и бумаги, но тут Шон накрыл мое колено теплой ладонью:
– Шарлотта? Все хорошо?
Не успела я ответить, как он крепко прижал меня к себе. Так я и уснула с полным ощущением безопасности, забыв записать свой сон.
Несколько недель спустя, когда ты уже появилась на свет, я вспомнила, что разбудило меня той ночью: линии раскола. Такие места, где трескается земля. Точки, от которых берет начало землетрясение, где зарождаются вулканы. Другими словами: мир крошится, а твердая почва уходит из-под ног.
Ты родилась в бурю, которую никто не ждал. «Норд-ост», – сказал позже метеоролог, снежная буря, которая шла на север, в Канаду, но вместо этого сменила курс и выплеснула свою ярость на побережье Новой Англии. Новостные ленты убрали репортажи о возлюбленных, которые знали друг друга со школьной скамьи, а встретились снова в доме престарелых и поженились, легенды о сердцах, за которыми стоит история праздника, и вместо этого принялись давать сводки погоды о силе бури, о тех районах, которые остались без электричества из-за непогоды. Амелия сидела за кухонным столом, вырезая из сложенной бумаги валентинки, а я смотрела, как снег собирается в шестифутовые сугробы возле стеклянной двери. По телевизору показывали автомобили, съехавшие с трасс.
Я сощурилась, вглядываясь в экран, рассматривая мигающий синими огнями полицейский внедорожник, подъехавший к перевернутому автомобилю, стараясь понять, не был ли тем офицером в кресле водителя Шон.
От резкого удара по стеклу я вздрогнула.
– Мамочка! – взвизгнула Амелия.
Я повернулась и увидела очередной поток града, от которого на толстом стекле осталась выбоина не больше моего ногтя. Мы смотрели, как она разрастается, становясь величиной с мой кулак.
– Папа все починит позже, – сказала я.
В этот момент у меня отошли воды.
Амелия посмотрела мне под ноги:
– Кажется, авария.
Я, пошатываясь, пошла к телефону, а когда Шон не ответил, позвонила диспетчеру:
– Это жена Шона О’Кифа. У меня начались роды.
Диспетчер предложила прислать бригаду «скорой помощи», но это могло занять некоторое время: участок завалили вызовами из-за дорожных аварий.
– Все хорошо, – сказала я, вспоминая долгие роды с твоей сестрой. – Думаю, еще есть время.
Внезапно я согнулась пополам от такого сильного спазма, что телефон выпал из моих рук. Амелия смотрела на меня круглыми глазами.
– Все в порядке, – соврала я, улыбнувшись так сильно, что заболели лицевые мышцы. – Просто выскользнул телефон.
Я дотянулась до трубки и на этот раз позвонила Пайпер, которой доверяла как никому, не сомневаясь, что только она меня выручит.
– Роды не могли так скоро начаться, – сказала Пайпер, хотя все прекрасно понимала: она была не только моей лучшей подругой, но и акушером-гинекологом. – Кесарево запланировано на понедельник.
– Вряд ли малышка получила напоминание, – ахнула я и стиснула зубы после очередного спазма.
Пайпер не произнесла вслух, о чем мы обе думали: я не могла родить тебя естественным путем.
– Где Шон?
– Я… не… зна-а-аю, Пайпер!
– Дыши, – отозвалась она, и я стала дышать, произнося «ха-ха-хи-хи», как она учила меня. – Позвоню Джианне и скажу, что мы едем.
Джианна, вернее доктор Дель Соль, была акушером-гинекологом из перинатального отделения, которая приехала к нам восемь недель назад по просьбе Пайпер.
– Мы?
– Ты планируешь поехать сама?
Через пятнадцать минут я отделалась от вопросов твоей сестры, усадив ее на диван и включив «Подсказки Бульки». Сама села рядом, накинув зимнее пальто твоего отца, единственное, которое подходило мне по размеру на тот момент.
В первые мои роды сумка уже стояла упакованной возле дверей. У меня был четкий план, я даже прихватила с собой в приемную музыкальное попурри. Я знала, что будет больно, но награда превосходила ожидания: встретиться с ребенком, которого мне не терпелось увидеть несколько месяцев.