– Пятнадцать минут, – сухо напомнила проводница пассажиру. – Ждать никто не будет.
Тот кивнул, развернулся и быстро зашагал к распахнутым дверям вокзала, благо до них было рукой подать. На ходу ладонью пригладил темные волосы, провел загрубевшими пальцами по подбородку. Щетина снова отросла – не настолько, чтобы называться в этих краях бородой, но достаточно для того, чтобы озаботиться поиском бритвы. Худое лицо с выпирающими скулами было загорелыми и обветренным, кончик носа даже шелушился, – успел сгореть под горячим летним солнцем. Но это, похоже, не слишком беспокоило пассажира. Он быстрым шагом пересек небольшой зал ожидания, напоминавший крохотный кинотеатр с рядами древних раскладных кресел, прошел вокзал насквозь и вышел через двери с другой стороны здания – к площади.
Никто не обратил на него внимания. Среднего роста, плечистый, но не сказать что мускулистый. Скорее, жилистый, словно высохший под жарким солнцем. Загорелый, небритый, в потертой камуфляжной куртке с капюшоном, какие бывают у рыбаков. Штаны из того же набора – потертые, изрядно помятые. На ногах стоптанные высокие ботинки на шнурках, рыжие от грязи дальних дорог. На плече болтается мешок – старый зеленый туристический рюкзак государственного образца, вытертый почти до дыр и возрастом, пожалуй, старше своего хозяина.
Ничего необычного в этом человеке не было. Таких рыбаков-охотников в этих медвежьих краях было навалом – как своих, так и приезжих. Этот городок, нанизанный на железнодорожную нить, словно выщербленная каменная бусина, казалось, застыл в безвременье, превратившись то ли в музей, то ли в памятник самому себе и канувшему в лету обществу. Здесь одновременно и кипела жизнь, и не происходило ничего. То самое ежедневное ничего, оставляющее после себя шрамы напрасно прожитых дней и горький привкус разочарования. И на очередного бродягу всем местным жителям было глубоко наплевать, ведь тут их по десятку на дюжину. На этот раз город ошибался. Таких охотников в этом медвежьем уголке еще не бывало.
Шагнув из дверей вокзала на асфальтовый тротуар, Кобылин быстро глянул по сторонам, словно камера, делающая моментальный снимок. Небольшая площадь перед вокзалом, больше напоминала парковку. Пара машин с желтыми фонарями такси, по краям пяток ларьков с мелочевкой. Широкая, видимо, центральная улица тянулась вдоль всей площади. На другой стороне – привычный лабиринт из каменных пятиэтажек, покрытых пылью и расцвеченных нелепо яркими плевками рекламных объявлений.
Прикрыв глаза, Алексей на секунду замер, прислушиваясь к себе. Его тянуло на ту сторону дороги. Зов так силен, что охотник ощутил его еще на подъезде к этому городку. Когда поезд добрался до перрона, зов настолько усилился, что Кобылину пришлось выйти на этой станции. Не в силах сопротивляться неодолимой тяге, он был вынужден подчиняться и шагать туда, куда его вел непреложный закон. Там, теперь уже совсем близко, располагалось то, чему не было места в этом мире, то, что слишком задержалось на этой стороне и породило волну сопротивления. Нечто, напоминающее болезнь, нечто, что требовало немедленного вмешательства защитных механизмов этого мира. И этот защитный механизм был обязан отреагировать.
Открыв глаза, Кобылин быстрым шагом направился к ближайшему ларьку, подстраиваясь под внутренний ритм, походивший на щелчки метронома. Алексей двигался упругой бесшумной походкой, вклиниваясь между проносящимися мимо секундами и равнодушными взглядами случайных прохожих. Он знал – нужно действовать именно так. Почему? Вот этого он не знал. Необходимо просто отдаться на волю течения, несшего его сквозь города, леса, поля, и доставлявшего точно туда, где был нужен он – Жнец, убиравший то, что надлежало убрать.
Подойдя к крайнему ларьку, Кобылин свернул за него и без всякой паузы взгромоздился на старенький велосипед, стоявший у двери. Оседлав скрипящую двухколесную машину, охотник нажал на педали и резво покатил к дальнему концу площади, туда, где виднелся светофор.
Никто, казалось, не обратил на это внимания – все было проделано быстро и небрежно, буднично. Просто еще одна сценка из жизни. Никаких криков вслед, никакой суеты – рыбак в поношенной одежде ехал на своем потрепанном жизнью велике, возвращаясь от вокзала домой. Эта идеальная картинка настолько вписывалась в привычный окружающий мир прохожих, что никто даже не проводил взглядом неприметную фигуру. Как и было задумано.
Кобылин подкатил к светофору ровно в тот миг, когда зажегся зеленый свет. Не останавливаясь, он направил велосипед на зебру, за пару секунд перебрался на другую сторону. Ловко обогнул ругавшуюся парочку, втиснулся в щель между мамашами с колясками, объехал крыльцо аптеки и припустил вперед. Вокзал и поезд, готовый к отправлению, остались позади, но Алексей даже не оглянулся. Он просто шел на зов.
Дом, стоявший у площади, кончился, Кобылин свернул в узкий проезд, промчался мимо подъездов, наискосок пересек площадку, вынырнул на соседнюю улицу, одним махом перемахнул крохотную